Белый квадрат. Лепесток сакуры - [10]

Засыпая, Спиридонов вспоминал и совместную учебу, и совместный досуг, порой весьма бесшабашный, но не выходивший за рамки приличного для двадцатилетних курсантов. В конце концов, они были молоды, полны сил и надежд; молодость играла в крови, как вино нового урожая, только что выжатое и начавшее бродить со всею энергией, накопленной за солнечные летние дни. Но и в часы досуга они не забывали, что завтра им предстоит бросить силы на обучение военной науке. Немудрено, ведь каждый из них в бриллиантовых мечтах уже видел себя генералом, и свою бесшабашную компанию они именовали не иначе как «генеральный штаб тысяча девятьсот двадцать пятого года». Четверти века, по мнению членов «генерального штаба», было вполне довольно, дабы украсить плечи погонами с вензелями Государя и генеральскими звездами.

К счастью, Виктор Афанасьевич заснул до того, как течение мыслей могло бы привести его к тому, чем закончились эти мечты. У многих членов «генерального штаба» их сокровенное желание исполнилось, но, видит бог, наверное, каждый бы предпочел навсегда остаться поручиком, лишь бы не заплатить ту цену, в которую обошлись им и звезды на погонах, и ордена на груди. Многие однокашники Спиридонова давно покинули этот мир; пути с другими у него разошлись настолько, что часто военная судьба сводила их в непримиримом, смертельном противостоянии. Из всего «генерального штаба» в пределах досягаемости остался у Спиридонова один лишь приятель тех лет, Саша Егоров. В Казанском они были дружны не разлей вода, несмотря на всегдашнюю конкуренцию за место лучшего, какую ни взять дисциплину. Потом они надолго теряли друг друга, но в трудные для Спиридонова времена Егоров неизменно возникал рядом, будто ангел с небес. Появлялся он всегда вовремя, именно тогда, когда Спиридонову жить становилось настолько невмоготу, что хотелось выть волком или белугой реветь…

Не так давно они виделись, когда Егоров был переведен в Москву, но, как и предупреждал отец Виктора, жизнь военного ему не принадлежит, но принадлежит Отечеству. Саша Егоров, Александр Ильич, недаром был лучшим на курсе – сейчас он командовал Белорусским военным округом в чине комфронта, то есть добился куда большего, чем, видимо, представлял себе в самых честолюбивых мечтах. Вот только звезд на погонах у него не было, равно как и самих погон, что, впрочем, вполне компенсировало наличие четырех ромбов на каждой петлице. Ведь не в погонах с аксельбантами дело, не в наградах и регалиях, а в том, чтобы служить Отечеству.

И все-таки Виктор Афанасьевич был уверен, что для Сашки и это не предел. Он ожидал момента, когда однокашник станет наркомом обороны. Не потому, что по старой дружбе собирался выторговать что-нибудь для себя, отнюдь: Виктор мог бы сделать это и без помощи старой дружбы, будь у него такие намерения.

Ему ничего не нужно было исключительно для себя. Он был вполне доволен той комнатой, в которой жил. Доволен формой, какую носил, пищей из столовой младшего начсостава, папиросами «Кино», на вкус забористыми и противными, но по качеству все-таки лучше махорки, доволен делом, которым он занимался, и тем, что у него получалось. Текущие вопросы ему всегда удавалось разрешать с непосредственным начальством, потому что Виктор не был ни прожектером, ни хапугой-стяжателем и всегда обращался за помощью только в тех случаях, когда сам не мог решить проблему по не зависящим от него причинам и не мог оставить ее нерешенной.

Просто Саша Егоров был родом из юности Спиридонова, из тех дней, когда еще не случилось много хорошего, но и плохого тоже ничего еще не случилось. Они познакомились в последние безоблачные годы страны, которую оба беззаветно любили. Как же хорошо было бы снова встретиться с кем-то из того времени, поговорить, тем более с настоящим другом, каким был для него всегда Сашка, комфронта Егоров.

С какого-то момента Виктору Афанасьевичу стало не хватать близких людей. Он начинал исподволь, незаметно для себя, тяготиться своим одиночеством. Да, у него были его ученики, но он намеренно отстранялся от них, считая, что отношения учитель – ученик не должны перерастать в панибратство; да и большинство обучающихся у него были практически вдвое моложе его и относились к младшему поколению. Это были новые люди, те самые новые люди, о которых говорил перспективный и амбициозный (и, на взгляд Спиридонова, самый здравомыслящий) член ЦК Сталин, заведовавший в партии вопросами индустриализации.

А Спиридонов, как ни крути, был родом из предыдущего времени, как и Сашка Егоров. Потому Виктор Афанасьевич, засыпая, поймал себя на мысли, что скучает по товарищу юности. Увы, тот предпочитал появляться в минуты, когда Виктор нуждался в помощи и поддержке, а в спокойные времена исчезать надолго то в Белоруссии, то на Кавказе, а то и вовсе в далеком Китае…

* * *

Председатель ОГПУ Вячеслав Рудольфович Менжинский принимал без предварительной записи, потому Виктор Афанасьевич загодя настроился на долгое ожидание в приемной. Дел у преемника и друга Феликса Эдмундовича Дзержинского было, что называется, по горло. Откровенно говоря, Виктор Афанасьевич не особенно вникал в эти дела, но, не первый год зная Менжинского, полагал, что такой орел ловит отнюдь не мух.