Белый ковчег - [11]
БОРОДАТЫЙ.(Наливая себе и ему) Я вот что думаю, отец. Про Движение Бородатых я тебе уже рассказывал, ты – человек из народа, нам свойский, нас понимаешь.
ЗАМШЕЛЫЙ. Ясное дело.
БОРОДАТЫЙ. Движение наше набирает силу с каждым днем. Мы близки к тому, чтобы взять власть в свои руки. Одна проблема: средств у нас мало. А вот если к этой дамочке подойти с правильной стороны, то может выйти большая польза… для страны. (Пьют).
ЗАМШЕЛЫЙ. Ясное дело. А какая у ей сторона правильная, вот вопрос?
БОРОДАТЫЙ. Как какая? Женская, конечно. Понимаешь, о чем я?
ЗАМШЕЛЫЙ. Как не понять? Твое дело – молодое. А ежели стране польза, так чего ж…
БОРОДАТЫЙ. Эх, ее бы денежки – да в наше движение, мы бы страну одним махом подняли. Можно сказать, на дыбы.
ЗАМШЕЛЫЙ. Ты парень, главное, не тушуйся: баба она складная и в соку. Давай, за это!
БОРОДАТЫЙ. Давай, отец. (Наливает себе и ему). За бородатых! Долой бритых!
ЗАМШЕЛЫЙ. Долой! (Пьют).
БОРОДАТЫЙ. Эх! Спою! Хоть тебе, отец, да спою про матрешку-родину. Хороша песня, слушай. Умный человек сочинил, лидер наш. Это, считай, наш гимн – бородатых. (Поет, бренча на гитаре; Замшелый встает).
Второе действие
Первая картина
Декорация та же. Вечер. Входит Фома с пледом подмышкой, везя в кресле-каталке Старуху.
ФОМА. Ты уверена?
СТАРУХА. Ночь будет теплой. Нина, кажется, уснула, и незачем ее тревожить: посплю под звездами.
ФОМА.(Закутывая ее пледом) А ну, забредет кто-нибудь? Люди разные бывают.
СТАРУХА. Кто бы ни забрел, какой прок ему во мне? Оставь уже плед в покое.
ФОМА. Хочу, чтоб тебе тепло было.
СТАРУХА. Тебе просто нравится меня трогать.
ФОМА. Это – правда, Вера. Мне нравится. Не уезжала бы ты, а? Как я без тебя буду?
СТАРУХА. А со мной как ты будешь? Мне нянька нужна, а кто мне ее теперь наймет?
ФОМА. Я сам за тобой ходить буду. Я все могу для тебя делать. Я – еще сильный: могу тебя на руках носить.
СТАРУХА. Мне жизни совсем немножко осталось, Фома. Зачем тебе меня хоронить?
ФОМА. Если б я тебя схоронил, я бы скоро за тобой в землю и ушел. Все думал, хоть в одной земле с тобой лежать буду, а ты уезжаешь невесть куда. Дался тебе этот океан.
СТАРУХА. Океан – это не любопытство мое. Это… как бы тебе сказать… Океан – это будет выдох мой последний. Я набрала в грудь слишком много воздуха и никак не выдохну. Никак не найду дверь, чтобы выйти. А увижу океан и уйду… в безбрежность. И уйду счастливая. Поедем с нами, Фома, и будет так все хорошо, правда!
ФОМА. Куда ж я поеду?.. У меня и документов-то нет заграничных.
СТАРУХА. Ну вот! Ты же сам и отказался! Юлька бы все устроила. Гордость, Фома – не для стариков. Роскошь это для нас ненужная.
ФОМА. Да какая гордость? Стыд у меня есть и все.
СТАРУХА. Получается, что у меня стыда нет.
ФОМА. Да ты-то ей – не чужая, Юльке твоей. Ты, можно сказать, жизнь ей дала, если разобраться. Ты для нее – почти, как мать, а, может, и поболее. Ты и мне жизнь дала, Вера, хоть и по-другому. Сила у тебя такая есть. Вот я при тебе и живу. Да видно, зажился. Незачем мне и жить-то теперь.
СТАРУХА. Зачем мы живем, боюсь, не нам знать, Фома. Только мне уж возврата нет.
ФОМА. Есть возврат, как – нет? Вон, встречная полоса – свободная. Пересажу тебя в мою машину, развернемся и – домой. Поедем назад, Вера, доживем вместе, а?
СТАРУХА. Поздно уже… Тебе нужно отдохнуть, Фома. Иди, поспи. И мне дай. А там, глядишь, Юлька вернется. Может, скоро поедем все. Надо поспать.
ФОМА.(Свинчивая матрешку) Выходит, бросаешь ты меня. Спокойной тебе ночи, Вера. (Уходит).
СТАРУХА.(Одна) Бросаю… Я его бросаю! (Пожав плечами). Господи… Господи! Сроду к Тебе не обращалась и не знаю, есть ли Ты вообще. А если Ты есть, то ничем Ты нас так не казнишь, как любовью. И ничем так не милуешь, как любовью. Чего Ты хочешь от нас? Чего ждешь?
Судьба автора этой вещи необычна, как сама вещь. Родился в 1952 в Москве. Вырос в филологической семье, но стал пианистом по страстной любви к музыке; однако всю жизнь не мог отделаться от природной тяги к слову. Своему немалому литературному опыту, зачатому уже от знания букв, не придавал значения и не помышлял о публикациях до той поры, пока интерес к эзотерике не приоткрыл ему захватывающих глубин Библии.Два вопроса, слившиеся в один, родили предлагаемую вниманию читателя драму. Эти вопросы: что есть Бог, и что есть человек? Живым средоточием этих вопросов избирается личность невероятной судьбы – святой апостол Павел, в юности звавшийся Савлом, известным как смертоносный враг учеников Христа.