Белый карлик - [12]

Потом читал его книгу, еле продрался. Написано сильно, но больно история бредовая, забубенная. Летопись пропития таланта.

А слова его оказались мне полезны. Вот я и пишу теперь - говно, и совесть меня не мучает.

***

Однажды мне Марина подвернулась, первая жена. Я же говорил, за каждую хватался. Никаких спидов мы не знали, кроме мелких пустяков.

Как увижу нормальные ноги, женские, полные... и особенно задницу, что скрывать... Сразу освоить пытаюсь. Отвернуться, оставить в покое не умел. Словно обязанность у меня такая. Иногда и не хочется! Постельные битвы до смерти надоедали. И другие мысли есть, а вот бес каждый раз затягивал.

Дурацкое объяснение, для смеха. Всего лишь молодость да пылкое воображение. Спешил жить, а выбирать не было привычки. И еще, по наивности казалось, что это сближение людей, ведь ближе не бывает. Не может быть, чтобы потом - чужие?.. В шестнадцать простительно, потом как на идиота смотрят. Наверное, я и есть идиот. Мне нужно было кому-то рассказать. Я много видел, и все во мне сидело, сидит, сидит, комком застряло в груди... Иногда кинешься рассказывать - чувствую, слушают из вежливости, а знать не хотят, сочувствовать - тем более. Чужим грузом свою жизнь отягощать... мало кто согласится.

Несколько лет после моей войны прошло. И я все чаще стал чувствовать страшная усталость во мне. Не знаю, откуда, незаметно подобралась. Безразличие ко всему. Особенно по утрам, когда надо в жизнь с особым жаром устремляться. Вдруг хиреть начал. Не живу, а плыву...

Постоянно грызешь себя и осуждаешь, а где ты видел других людей?.. Ну, видел, но странное дело - почти все неприятны мне. Цели мелкие, и так настырно на своем, на своем стоят... Как моя теща на банке варенья - эту дай, а не ту, и трава не расти. Не люблю мелкое настырство. А настоящих, глубоких людей почти не видел. Единицы. Не совпадают с общим направлением. Сминают их ради справедливости и тишины.

***

Значит, Марина, с ней глубже чем обычно получилось. Чем лучше? Не знаю, что сказать. А, ничем. Такое оказалось время и настроение. Наверное, устал от никчемной жизни, захотелось послужить кому-то, так бывает. И она вовремя несколько слов сказала. Тоже случайно, по настроению. Может менструация, а я вообразил черт знает что. Попробовал, как обычно, ударными темпами, а она возражает - застегни где расстегнул... Я удивился, но послушался. И влип.

Потом мог смотреть на нее не отрываясь, произошло-таки смешение чувств и страстей. Как известно, любовь - давление спермы на стенки пузырьков, где она образуется, так мне образованный медик объяснил. Знание - сила, да?.. Не издеваюсь, нет, слегка подшучиваю. Серьезно ни с самим собой, ни с людьми разговаривать невозможно, зачем спящую собаку будить... Но и вечно усмехаться устаешь, скулы ноют. Вот я и расхотел общаться с посторонними, слишком много приходится объяснять. Научился молчать. Умней не стал, просто со временем шкура дубеет. Сдерживаться легче стало. Ты суровый, - мне говорили. Не суровый, железом задело. Зато теперь шея кривовата, легче меня стало узнавать.

И других задело, говорят.

Думал иногда, наверное, это помогло. Или наоборот?.. Мама, помню, внушала - думай, думай, умных не любят, но ценят...

Нет, не война, она только краем прошлась. Раньше причина. Долго жил по чужим домам, и потом, рано из теткиной семьи уехал. Надо было самому, чтобы на шее не висеть. И я дом понимал как ночлежку. Мне потом не раз говорили ты домой только спать приходишь... И правильно, так было. С шестнадцати сам за себя. От разбоя и упадка, я думаю, трусость защитила. Еще книги, с детства интерес к литературе, это мимо не проходит.

Не только война. Шесть месяцев - и на всю жизнь? Но вообще-то прикоснулся, и обомлел. Разрешено убивать! В книгах об этом есть, но когда сам участвуешь, другое дело. Особое чувство возникает, все перевернуто. Пусть тысячу раз говорят - обороняемся, защищаем... Чушь собачья. Но главное! Я думал, с другой стороны чужие... и вдруг разглядел родное лицо. Лицо! Это меня перевернуло. Пусть одно лицо: я - одно, другой - одно, и картина меняется.

Так просто это пройти не может. И мне не сошло. Сначала видимость выплыл, а потом память доконала. И жизнь современная, она кого хочешь изведет.

Потом я решил записать эту историю. Гриша посоветовал, а я ухватился. Мне легче стало, верьте - не верьте...

И все равно, понемногу начал сдавать. Радость жизни потеряна, время тянется как серый дождливый день...

***

А сначала - вернулся, работал, учился, все в порядке у меня... Стандартно как-то, но старательно происходило. Я вылезть хотел, выползти, такое было чувство. Обязан, потому что выжил, это главное. Очнешься ночью, как после кошмара, хотя я снов не вижу почти. Чувствую всем телом - живой... Лежу в безопасности и тишине. На простыне растянулся, и никакого песка на ней. В начале были еще простыни, потом пропали. Я стирать перестал, почернеют - засуну подальше или выброшу.

Значит, лежу - живой, и все остальное мне безразлично. В начале чувство радостное было. Я никого не мог подвести. Всех, кто на меня надеялся - мать, тетку Наталью... Старался, хотя, каюсь, легкомыслие часто побеждало. Как приличный, в Институте два года отсидел, прикладном, от скуки чуть не сдох. Потом в школу решил, все-таки дело благородное, уроки математики и физики. Посмотрел, а дети-то другие. Умней, чем мы, гораздо умней. И хуже, злей, что ли, безразличней. Наглые, дерзкие... Учиться им, почти всем, не нужно. Приторговывали уже, мыли машины, собирали бутылки, зарабатывали больше меня. Что я мог им сказать, классный руководитель?.. Сам ничего не понимал. Думал, читал, но ничего путного не мог из себя выжать. И врать не умел, от природы недостаток мой. Если б историю преподавал, на второй бы день повесился. Физика другое дело.