Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе - [28]
Ил. 35. На открытке 1930-х годов видно, как близко находятся районы Ахузат-Байт и Маншия.
Хотя бóльшую часть Маншии сровняли с землей в апреле-мае 1948 года во время израильской Войны за независимость, процесс ее уничтожения был запущен много раньше. Как апокалиптическое пророчество, которое впоследствии сбывается, или попытка самообмана, она систематически исчезала из виду на рисунках Нахума Гутмана, которого называют «художником Тель-Авива»[117].
Повторяя один и тот же образ на протяжении всей жизни, Гутман изображал «маленький Тель-Авив» своего детства, времен Первой мировой войны – с опустевшими кварталами, откуда еврейское население было изгнано османскими властями. На его рисунках город одиноко парит над бесконечными голыми дюнами. В этой исправленной панораме ничто не отделяет Тель-Авив от моря – ни арабский квартал Маншия, ни еврейско-йеменский Керем ха-Тейманим. Гутман часто меняет направление улицы Герцля и разворачивает весь город на запад, к морю – так, что сразу за гимназией «Герцлия» начинается пляж. На его рисунках «маленький Тель-Авив» изображен в разных ракурсах, но кроме смутно угадываемого силуэта церкви Святого Петра, притулившейся на вершине Яффского холма, за белыми дюнами, еврейский город стоит в полном одиночестве[118].
Ту же картину Гутман воспроизводит множество раз – от первых рисунков, «Шмуэль Хагар сражается с дюнами» и «Первый уличный фонарь», относящихся к 1936 году, когда разрушение Маншии даже представить было невозможно, до более поздних, сделанных во времена, когда Маншия уже исчезла с городской карты. Этот пейзаж вновь появляется в 1939 году на обложке его книги «Маленький городок и несколько людей в нем», а в увеличенном масштабе принимает вид мозаичного панно, украшающего фонтан на площади Бялика рядом со старым зданием муниципалитета[119].
Откуда мог знать художник в 1936 году, что Маншия в конце концов исчезнет с карт? Может, сам город, сознательно или бессознательно, пытался воплотить привычный образ, нарисованный одним из самых прославленных его сынов? В любом случае опять реальность следует за мифом, структурная форма – за искусной выдумкой. Тель-Авиву никогда не хотелось иметь под боком такого соседа, как Маншия: считалось, что это – грязное арабское пятно на прекрасной белизне, на еврейской утопии. Едва появившись на свет, Тель-Авив не пожелал присоединить к себе даже Керем ха-Тейманим и другие еврейские районы Яффы, до такой степени еврейским лидерам не терпелось отделить новый современный ивритоязычный город от бывшей арабской столицы. После 1948 года Маншию – связующее звено между Тель-Авивом и Яффой – безжалостно уничтожили. Даже проход между двумя городами перегородили архитектурным аналогом мусорной свалки – дельфинариумом странной конструкции (позднее переоборудованным в ночной клуб, где в 2001 году подорвался смертник), несколькими пейзажными инсталляциями, широкими парковками и изобретательной системой волнорезов, лишающих оба города возможных контактов в зоне пляжной линии.
Ил. 36, 37. Когда исчезла Маншия? Ахузат-Байт среди песков на рисунках Нахума Гутмана в 1936-м и 1959-м – до и после уничтожения района. Из книги: «Тель-Авив Нахума Гутмана, тель-авивский Нахум Гутман».
Маншия всегда была мусульманской, но в первые несколько десятилетий ее существования в квартале жили и еврейские семьи. На ее территории была построена первая еврейская районная больница, а в 1887 году на западной окраине района появилось еврейское образование Йефе-Ноф (местные предпочитали называть его Белла-Виста). В 1904 году предприниматель Шломо Файнгольд – тот самый человек, чей сын якобы высмеял лотерею с раздачей участков – выстроил в Маншии владение, получившее название «подворье Файнгольда».
В иных обстоятельствах выросшие из «невесты моря» мусульманская, христианская и еврейская мини-колонии спокойно разрастались бы и дальше, структурно накладываясь одна на другую и гармонично соединяясь. Еврейские кварталы, образовавшиеся вокруг Маншии в конце XIX века, – Неве-Цедек, Неве-Шалом и Махане-Иегуда, – изначально задумывались как продолжение Яффы, а не ее пригороды. Однако с постройкой Ахузат-Байта как отдельного еврейского квартала Маншия получила новую роль; после Арабского восстания 1936 года и вплоть до провозглашения Государства Израиль в 1948-м она была местом накала антагонизма между арабами и евреями и полем битвы в открытом жестоком противостоянии между Яффой и Тель-Авивом.
При османских властях, отказавшихся предоставить еврейскому поселению статус автономного города и даже депортировавших из Яффы евреев во время Первой мировой войны, Маншия получила серьезное преимущество перед Тель-Авивом и успешно разрасталась в северном направлении. Результаты предварительной стратегической договоренности между двумя общинами ясно видны в изначальном плане Ахузат-Байта и местоположении гимназии «Герцлия», которая стала первой в мире школой с обучением на иврите и самым важным общественным зданием района. Символично расположенная в конце улицы Герцля, буквально упираясь в Ахузат-Байт, она словно подчеркивала мысль, что образование – главное оружие будущего первого еврейского города в Палестине. Фасад здания был обращен на юг, так что прохожим приходилось поворачиваться спиной к Яффе, чтобы как следует рассмотреть его величественную восточную архитектуру. Но на практике такое расположение гимназии свидетельствовало о сдаче позиций, с учетом местоположения Маншии, то есть не оставалось даже слабой надежды на расширение района на северо-запад, в сторону моря. В этом смысле гимназия «Герцлия» была чем-то вроде форпоста – она, словно пробка, закупорила улицу Герцля, не давая ей пройти по Маншии, в те времена – вражеской территории. Таким образом, главная историческая улица Тель-Авива превратилась в тупик
