Белый эскимос - [20]

Ломит усталость все тело.

Я отдыхаю,

Радостью несказанной я наслаждаюсь,

Той, что нашел на просторах твоих!

Солнце уже опустилось низко над горизонтом, и теперь все небо и земля искрятся алым пламенем.

– Юноша умер и держит путь на небеса, – сообщает Игьюгарьюк, – и вот великий дух, собираясь принять его душу, наряжает небо и землю в алые, праздничные цвета.

2 июня прибыли Биркет-Смит и Бангстед с остатками нашей поклажи, и теперь вся экспедиция в сборе. Погода переменилась: на улице 10 градусов мороза, небо ясное, и ветер метет снег. После первой встречи с оленными эскимосами, для более тесного знакомства я провел несколько дней вместе с ними на охоте, покупая у них предметы, имеющие этнографическое значение. Стало ясно, что для полного завоевания доверия этих людей нужно время. Большинство из них уже успели привыкнуть к обмену товарами с белыми людьми, однако, несмотря на это, свои представления о жизни и смерти все же предпочитали держать при себе, не собираясь делиться ими с чужаками. Я же питал надежду, что все это внешнее влияние, так потрясшее нас во время нашего прибытия, было лишь оболочкой, и что их духовную жизнь отличают те же первобытные и своеобразные черты, что и у всех других встречавшихся нам эскимосов.

Вообще это были спокойные, неторопливые люди, и теперь, когда перед их палатками лежали горы неразделанных оленей, их жажда охоты заметно уменьшилась. Мужчины наслаждались кочевой жизнью, женщины усердно трудились: собирали хворост для кострищ, иногда забредали далеко, завязая по колено в грязи; еще одной их обязанностью была разделка убитых оленей и поддерживание огня в кострах. Все это накладывало на их облик отпечаток: не успев состариться, лица были уже помечены морщинами; покрасневшие глаза слезились от дыма костров; руки были крупные, грязные, привыкшие к тяжелому труду, с грубыми, длинными ногтями. Они отвергли свою женскую природу ради труда, но их никогда не покидала радость, неприхотливость и веселый дух.

Мы как раз и дожидались того момента, когда мужчины придут в состояние праздности, так как это позволяло при возможности выудить необходимую нам информацию, ведь если речь шла о бытовых вопросах, они охотно с нами делились. Нас особенно поразило то, что эти эскимосы выживали, не имея ни малейшей зависимости от моря. И хотя торговые поездки позволяли некоторым завязывать отношения с жителями побережий, многие из них так и не видели моря. Именно здесь можно было отыскать корни сурового табу, наложенного ими на всех морских тварей. По мнению стариков, их предки проживали на материке, промышляя только охотой на оленей, пернатых и ловом форели.

Каждый охотник имел в своем распоряжении современное ружье, с его помощью несложно было настрелять лис, шкурки которых они обменивали на патроны. И все же в появлении опасного оружия они не сумели увидеть причину своей нужды, нередко стучавшейся в двери их хижин. В прежние времена зверобойный промысел в большей степени, чем сегодня, зависел от времени года, эскимосских навыков и орудий, приносивших щедрый улов, что помогало обеспечивать себя провиантом на время мертвого сезона, когда дичи было не сыскать. Единственное, что требовалось, – это удача во время сезона охоты и обильные запасы.

Первым условием для охоты была разбивка стойбища на путях оленьей миграции, и коль скоро зимние пути отличались от летних, местным племенам приходилось кочевать, но они всегда возвращались к местам прежних стойбищ. Охота требовала особой подготовки. Использование лука в открытых местах приносило скудную добычу, к тому же охотник был вынужден вплотную подходить к дичи, поэтому охота могла занять немало дней. Олени боязливы, а ведь чтобы убить зверя стрелой из лука, нужно было находиться близко от него. Однако трудности эти преодолевались: продолговатые камни клали на ребро и сооружали из них проход в два ряда в виде аллеи. Сверху выкладывались круглые валуны, издали напоминавшие человеческие головы. Один конец аллеи был очень широким и служил засадой, куда попадали сбегавшие с гор олени. Позади них, размахивая шкурами и воя по-волчьи, бежали женщины и дети. Оленям теперь казалось, будто они окружены людьми по бокам и сзади, поэтому они продолжали бег вперед по сужающейся аллее. По обе ее стороны, за построенными позади муляжей каменными укрытиями прятались охотники, а олени оказывались на близком от них расстоянии. Таким способом удавалось завалить немалое количество оленей.

Подобная система лова использовалась и во время охоты возле оленьих переправ через реки и озера. Единственная разница состояла в том, что притаившиеся по берегам охотники нападали на стада только, когда олени прыгали в озеро, ища там спасения. И тогда их догоняли на каяках, и так как олени не слишком хорошие пловцы, то поймать их и забить копьями было нетрудно. Если место для переправы было широким, а оленье стадо многочисленным, этот способ охоты приносил столько добычи, что уже вскоре весь водоем наполнялся плавающими тушами.

Еще один хитрый метод охоты на оленей использовали зимой в местах зимовок: он заключался в построении ловушек. Поверх снежных ям выкладывали ветки, присыпали тонким слоем снега, сверху выкладывали мох и брызгали собачьей мочой. Почуяв запах урины и пытаясь найти ее источник, олени прямиком попадали в яму. По сравнению с оленьей охотой все остальные промыслы были вторичными. Рыбу удили на леску и крючок; пернатых, зайцев, леммингов и сурков вылавливали силками. Водоплавающих птиц, в основном, били по осени небольшими гарпунами с каяков – в это время птицы линяют и не могут взлететь.