Белый Бушлат - [157]

«Молодая Америка», литературно-политическая группировка, примыкавшая к левому крылу демократической партии, видела свою цель в демократизации всех аспектов жизни американского общества, в том числе и национальной литературы. В известном смысле младоамериканцы были наивными оптимистами и надеялись осуществить свои намерения в рамках буржуазно-демократической общественной структуры. Это им, естественно, не удалось. Однако в течение нескольких лет «Молодая Америка» была застрельщицей многочисленных дискуссий, привлекавших к себе всеобщее внимание, а пафос ее выступлений в защиту американской литературы завоевал ей множество сторонников.

Влияние «Молодой Америки» на Мелвилла не было всеподавляющим или исключительным. Но не вызывает сомнения тот факт, что именно контакты с этой группой заставили писателя задуматься над целым рядом проблем, которые позднее постоянно возникали на страницах его книг. Процесс стремительного духовного развития Мелвилла, вызванного его участием во многих начинаниях и предприятиях «Молодой Америки», не мог не отразиться в его произведениях, сколь поспешно они бы ни создавались. С этой точки зрения представляется вполне справедливой оценка, которую дал «Белому Бушлату» известный американский литературовед Л. Хоуард: «Мысль Мелвилла о том, что каждому человеку может принадлежать один камень в Великой китайской стене, его новое ощущение коллективного единства человечества — вот что обусловило особый характер творческого воображения, благодаря которому „Редберн“ и „Белый Бушлат“ оказались лучшими книгами, чем он сам это думал»[518].

2

Современники высоко оценили достоинства новой книги Мелвилла. Литературно-критические журналы по обе стороны Атлантики высказали удовлетворение по поводу того, что писатель благоразумно отказался от «метафизических отвлеченностей», будто бы испортивших его последнее произведение («Марди»), и вернулся на твердую почву фактов. В рецензиях особенно подчеркивалось мастерское изображение морской стихии и сцен корабельной жизни. Даже английские критики, стремившиеся обычно поддержать престиж национальной британской маринистики и видевшие образец морской прозы в сочинениях капитана Марриэта, воздали должное первым морским романам Мелвилла. Сошлемся хотя бы на анонимную статью, появившуюся в 1856 г. в журнале Дублинского университета, автор которой выдвинул Мелвилла на первое место среди современных маринистов. Мелвилл, писал он, «наделен талантом и редкими профессиональными знаниями и навыками… Среди нынешних писателей нет ни одного, кто мог бы сравниться с ним в изображении сцен морской и корабельной жизни, которое у Мелвилла одновременно исполнено поэзии, стремительности, точности и, превыше всего, оригинальности. Понятие оригинальности, впрочем, более относится к его стилю, нежели к предмету изображения… Он несомненно оригинальный мыслитель и смело, не обинуясь, высказывает свои суждения, нередко в такой форме, которая удивляет читателя и вызывает острый интерес»[519].

Первые книги Мелвилла — «Тайпи» и «Ому» — были восприняты американской критикой как своего рода документальный отчет о некоторых событиях из жизни автора. За писателем признавали острую наблюдательность, талант рассказчика, но все же в глазах критиков и читателей он оставался человекам, который жил среди каннибалов, бродяжничал по островам Тихого океана и увлекательно об этом написал. В какой-то мере версию «полной автобиографичности» ранних повестей Мелвилл и сам поддержал своими публичными выступлениями, где отстаивал правдивость каждого изображенного им эпизода. Неосновательность подобного взгляда доказана сегодня окончательно и бесповоротно. Однако во времена Мелвилла такая точка зрения была общепринятой.

Появление «Редберна» и «Белого Бушлата» расценивалось критиками как возвращение писателя на стезю автобиографического повествования. Современники могли бы, разумеется, прислушаться к голосу лидера «Молодой Америки» Эверта Дайкинка, близко знавшего Мелвилла, который указывал, хотя и глухо, на связь «Белого Бушлата» с «Марди». В своей рецензии на «Белый Бушлат» Дайкинк писал: «Острое чувство жизни, смешанное с возрастающим весом размышлений, радующих или угнетающих человеческую душу, характерное для последних сочинений г-на Мелвилла, присутствует и в этой книге. Союз культуры и жизненного опыта, мысли и наблюдения… — вот что отличает произведения г-на Мелвилла от всех остальных сочинений подобного типа»[520].

Наблюдение Дайкинка, однако, ускользнуло от внимания критиков, воспринявших новую книгу Мелвилла как «отчет» о плавании, которое он совершил в свое время на фрегате «Юнайтед Стейтс».

Отсюда берет начало одна из ошибочных традиций мелвилловедевия, согласно которой решительно все события, описанные в романе, действительно произошли на борту «Юнайтед Стейтс» и именно в то время, какое обозначено автором, т. е. летом и ранней осенью 1844 г. Традиция эта жива отчасти до сих пор. Она бытует в многочисленных биографиях Мелвилла, авторы которых трактуют текст «Белого Бушлата» как документальный источник и черпают оттуда «факты» жизни писателя. Между тем уже в 30-е годы нашего века историкам литературы стали доступны архивные документы военно-морского ведомства США, которые убедительно опровергают представление о книге Мелвилла как о «фрагменте беллетризованной автобиографии». Среди них особенную ценность представляет дневник, принадлежавший одному из матросов фрегата (по-видимому, это был Дж. Уоллес, изображенный в романе под именем поэта Лемсфорда), и официальный судовой журнал «Юнайтед Стейтс». Кроме того, в поле зрения исследователей попал экземпляр первого издания «Белого Бушлата», принадлежавший корабельному секретарю фрегата Г. Робертсону, на котором владелец его сделал ряд весьма характерных пометок. Специального внимания заслуживает запись Робертсона на форзаце книги: «Некоторые события и характеры, описанные в этом сочинении, действительно имели место на борту фрегата „Юнайтед Стейтс“, на котором я возвращался домой вокруг мыса Горн в 1844 году. Многие же из описанных происшествий либо целиком вымышлены, либо случились в другое время и в другом месте… Возможно, создавая книгу, автор опирался не только на собственный опыт, но использовал также материал, позаимствованный из чужих дневников или рассказов»