Белые Росы - [16]
— Та-ак, — вздохнул Андрей и спросил заинтересованно: — В кого кастрюля попала?
— В меня, — сказал Васька, держась за голову. — Во, психованная!
— А могла и утюгом, ваше сиятельство, — сказал Андрей Сашке.
— А ну, идите домой, — неожиданно трезво и жестко сказал Сашка, отстранил Андрея от двери и вошел в Веркину квартиру.
Буквально через секунду его рыжая физиономия показалась из-за двери и заговорщицки заявила:
— Все! Идите домой... — и спряталась.
Ходас прильнул к замочной скважине.
— Все как надо, хлопцы! Выгорит наше дело! Я чувствую, — зашептал он. — Это ж надо! Кастрюлей! — Показал большой палец: — Во баба! А свадьба будет, никуда она не денется!
И старик не ошибся. Вскоре в Белых Росах грянула свадьба. Под открытым небом. Перед новым домом. Между городским микрорайоном Белые Росы и пустой деревенькой с таким же названием.
Во главе стола сидели молодые. Счастливая Верка и Сашка без бороды.
Андрей с женой сидели поодаль.
Васька наяривал на гармошке.
Матруна прикладывала платочек к глазам.
Грустная сидела Маруся.
Старик Ходас держал Галюню на коленях.
Теща Гастрита кричала: «Горько!»
И закричал весь народ: «Горько! Горько!»
И поднялись Верка с Сашкой, и стыдливо и неумело поцеловались.
Петька, не пожелавший впустить в квартиру кошку, перекрывая свадебный шум, пел молодым:
Эх, дазволь, маці, удаву браці...
Эх, дазволь, маці-і-і...
— Какую вдову? Какую вдову? — возмутилась старуха. — Что ты плетешь?
— Петька, иди сядь, успокойся! — потребовала мать.
— Ну дайте же спеть молодым! — закричал оскорбленно Петька и, пьяно улыбнувшись, подмигнул жениху и невесте: — Сашка! Верка! Ах! Вот кота возьмите! Чтоб первый в дом вошел! Так надо! — И запел:
Эх, не дазволю ўдаву браці...
Эх, не дазволю-ю-ю...
Удаву браці-і-і,
Удава будзе чараваці...
И совал им кошку.
Аист сделал круг над пустым своим гнездом и опустился в него.
Над деревней висел багряный диск заходящего солнца.
На траве курили старики. Ходас рассказывал легенду:
— ...Тогда один из бояр и говорит: спалить надо это село! Потому как вороги нагрянут и будет нам от них предательство!
— А вороги-то какие тогда у нас были? — спросил кто-то.
— А бог их знает! — пожал плечами Ходас. — Их тут перебывало не дай боже!
— Немцы, конечно, — уверенно сказал Гастрит. — Кто же еще? А этот боярин — гад! Мы предателями — никогда!
— Вот... — продолжал Ходас. — Спалить, говорит, и никаких... Село-то на границе: они, говорит, ворогам дорогу к нашему княжеству показывать будут...
— Гад! — повторил Гастрит. — Мазепа какой-нибудь!..
— Помолчи ты! — одернули его.
— Князь подумал малость, а потом и говорит: нет! Меня эти люди не предадут... Потому, говорит, что в этом селе живут Белые Россы!
— Чего-о? Какие Россы?
Ходас улыбнулся снисходительно:
— Раньше-то всю нашу страну как звали?
— Ну, Россия... Дак а...
— Русь, — подсказал кто-то.
— Не Русь, а Рось, — поправил Ходас. — А людей звали россами.
— А-а-а... Вон как!
— Не деревню, значит, так прозвали, а людей... Предков, значит, наших белыми россами окрестили...
— А почему белыми? — запротестовал Гастрит. — Что, у нас тогда рыжих или лысых не было...
Ходас уточнил:
— Ну, белые — это значит чистые... Верные... Свои...
— Сам придумал! — категорически заявил Гастрит. — И князя приплел... Вон у нас луг широкий, а под осень на нем роса выпадает...
— И что? — спросил Ходас.
— И все! — заявил Гастрит. — Нечего историю искажать!
— Чудак ты, Тимоха! — грустно сказал Ходас.
— А я вот не верю!
— Ну и не верь на здоровье! Кто тебя заставляет?
— Кто заставляет? Ты заставляешь... Набрался и плетешь черт-те что... Стали поругиваться.
А народ плясал от души.
И наступила тихая ночь. Перед домом горели фонари. Большая белая луна сияла над городом и деревней.
Сидели на улице за столом отец с сыном. Блестела луна на чарках и пустых бутылках. Дремала гармошка на табуретке.
Подошел Гастрит, устало опустился на скамейку, а на стол поставил тарелку с остатками свадебного пиршества.
— Себе, что ли, набрал? — удивленно спросил Ходас.
— Тебе! — задиристо-пьяно выпалил Гастрит. — Валету! Слышишь, воет...
В темноте и вправду где-то несмело подвывала собака.
— На улицу просится, — вдруг погрустнел Гастрит, — теперь надо выводить... И не раз... Вот ведь, Федос... Васька! Вроде все хорошо. А в общем-то, пропади все пропадом! И теща, и Валет, и эти деликатесы!
Гастрит взял тарелку и огорченно ушел в ночь.
— Скажи мне, батя, — сонно вздохнул Васька, — как прожить, чтобы не притомиться? А?
— Пить меньше...
— Нет, ты скажи!
— Живи как живешь, набело. И все...
Из темноты к столу подошла Маруся. Тихо попросила:
— Вась, иди домой...
Васька обернулся:
— Сейчас!
— Ну, пожалуйста... — голос у Маруси задрожал.
— Сказано тебе, сейчас приду!
Маруся осталась стоять...
— Иди, — сухо повторил Васька. — И батьке тоже постели... Ему ночевать негде...
— Хорошо... — Маруся быстро ушла.
Еще немного посидели. Молча. Васька встал, нашел на столе недопитую бутылку.
— Пошли, батя, при свете по маленькой пропустим...
— Иди, я еще посижу малость... Подышу...
— Ну, приходи...
— Ага...
Ушел и Васька.
Старый Ходас сидел один за большим пустым свадебным столом.
Смотрел на темный спящий дом... на темную пустую деревню... Думал.
Вот уже четыре века в замке древнего Несвижа является призрак молодой женщины. Согласно легенде, это бродит мучительная душа нелепо загубленной Барбары Радзивил. Драматическая поэма Алексея Дударева написана на основе одного из самых романтических представлений о трагической любви белорусской магнатки Барбары Радзивил и польского короля Жигимонта.
Брошен в тихую водную гладь камень, и круги расходятся, захватывая неподвижные пространства. Так и судьбы людей, ранее очень далёких друг от друга, сходятся по велению кровавой драмы, разыгравшейся в России начала 20-го века. В романе исторические события просматриваются сквозь призму трагедии человеческих судеб. Сюжет развивается стремительно, начиная с белогвардейского мятежа полковника Перхурова в 1918 году. Далее – драма «баржи смерти». Той «Баржи смерти», которая проходит через судьбу России и жизни нескольких поколений ни в чем не повинных людей.
Серию «Дедукция» мы продолжаем публикацией романа К.К.Стрэхен «Следы», в свое время получившего премию Скотленд-Ярда за лучший детектив года!Мирный сон обитателей тихого ранчо прерван выстрелом, который не только убил одного из них, но и разбудил самые чудовищные подозрения по отношению друг к другу…
Амбер и Паоле, дочерям Макса Сэлла, по воле судьбы суждено пройти множество нелегких дорог. Лишь изредка они будут пересекаться, но на оживленных перекрестках и опасных поворотах девушкам будет трудно уступить друг другу. Только с течением времен они выйдут на один путь, ведущий их к любви, к семье, к дому.* * *Продолжение истории Амбер Сэлл и Паолы Росси. Идет время. Дороги мира сводят и разводят дочерей Макса, но извечному соперничеству и взаимной ненависти сестер, кажется, не будет конца. Слишком они разные, да и на долю каждой выпадают свои испытания.
Роман Джеффри Арчера из тех, что называют книгами для семейного чтения. Главный герой Чарли Трумпер с детства мечтает о «крупнейшем лотке мира» — магазине, в котором будет продаваться все. На пути к его мечте Чарли подстерегает множество препятствий и трудностей — войны и экономические кризисы, предательство, месть, потеря близких. Но он преодолеет все преграды.Увлекательный сюжет, легкий стиль, мягкий юмор — отличительные черты романа Арчера.
Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей.
Рукавишников И. С.Проклятый род: Роман. — Нижний Новгород: издательство «Нижегородская ярмарка» совместно с издательством «Покровка», 1999. — 624 с., илл. (художник М.Бржезинская).Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1930), — потомок известной нижегородской купеческой династии. Он не стал продолжателем фамильного дела, а был заметным литератором — писал стихи и прозу. Ко времени выхода данной книги его имя было прочно забыто, а основное его творение — роман «Проклятый род» — стало не просто библиографической редкостью, а неким мифом.