«Белые линии» - [76]

Уставший, обозленный неудачами, с посеревшим от бессонных ночей лицом, Матыс сидел, склонив голову, за своим столом, когда в его бедно обставленный кабинет вошел Земан.

— Житный еще не звонил?

Матыс вскочил как ужаленный, протер глаза, чтобы побыстрее прийти в себя, и отрицательно покачал головой.

Земан, такой же, как и старшина, уставший и невыспавшийся, прошел к умывальнику и начал плескать себе на лицо холодную воду.

Матыс немножко потянулся, зевнул, потом снова сел за свой стол и закурил. Хриплым голосом он задал Земану вопрос, который больше всего занимал его сейчас:

— Как насчет подкрепления? Пришлют нам кого-нибудь сюда?

— Я только что приехал из районного комитета... С утра в понедельник милиция выставит патрули... Помогут нам прочесать этот район.

— Слава богу, — облегченно вздохнул Матыс, — наконец-то! — И искренне признался: — У меня сейчас, товарищ поручик, частенько возникает желание бросить к черту это ремесло!.. Я вдруг почувствовал себя всего лишь одиноким беспомощным сельским старшиной, который не может решить ни одного серьезного вопроса...

Вытирая лицо полотенцем, Земан успокаивал его:

— Не хнычь, парень! Нам бы отыскать хоть какую-нибудь зацепочку! Вот увидишь, как мы начнем распутывать... Удалось чего-нибудь добиться от Эмана?

Матыс помрачнел:

— Я от него уже чуть живой... Так ничего и не добился. Паясничает, да и только!

Земан улыбнулся, представив их двоих на допросе.

— Где он у тебя? Давай веди его сюда.

Матыс подошел к дверям соседней комнаты, где находился задержанный Эман Заградник, отомкнул их и строгим голосом гаркнул:

— Эман!

Из дверей медленно, развязно, засунув руки в карманы, вышел Эман Заградник, заросший, в помятой от лежания на нарах одежде. Увидев Земана, он притворно поклонился ему:

— Добрый вечер, ваша светлость... Снова допрос? Не лучше ли нам сходить выпить пива?

— Вот видите, — сокрушенно произнес Матыс и прикрикнул на Эмана: — Хватит, я уже по горло сыт твоим глупым кривляньем! Тоже мне Швейк нашелся! Встань как следует!

Эман шутовски вытянулся по стойке «смирно».

— Теперь, когда вы меня сварили, можете и съесть меня, — изрек он словно Яношик, когда его вешали за ребро.

Матыс снова вышел из себя:

— Тебя бы следовало повесить за...

Он не договорил, потому что Земан резко прервал его, обратившись к Эману:

— Так как вы сами расцениваете свое положение?

— Все ясно как божий день. Напишите протокол, я вам его подпишу, и можете меня сажать. Другого выхода все равно нет...

— Почему?

— Потому что ярлык на меня навешен. Я теперь кулак для вас на всю жизнь. Разве этого недостаточно, чтобы упрятать меня?

Этот парень начинал все больше и больше интересовать Земана. Поручик показал Заграднику на диван:

— Садитесь. Скажите мне, пожалуйста, как из вас получился вот такой...

Эман засмеялся и докончил за него:

— Мерзавец? — Он сел. — Знаете, вы первый, кто меня об этом спрашивает. Все другие считали меня мерзавцем прирожденным.

— И почему же?

Эман удобно устроился на диване, как дома или в трактире, и заговорил:

— Наш пан управляющий иногда говорит мне: «Эман, ты однажды кончишь на виселице». Но при этом он всегда бывает ко мне добр. Единственный человек из всех. Погладит меня по голове и угостит самым красивым яблоком из своего сада... Дома ведь я жил впроголодь, все шло на продажу, чтобы хозяйство богатело и богатело. Отец заставлял меня работать с утра до позднего вечера, и все ради того же. Вот почему я возненавидел его, это хозяйство! Знаете, почему меня не любят планицкие крестьяне? Не потому, что я кулацкий сынок, а именно потому, что я никогда не заботился о нашем хозяйстве. Этого они просто никак не могли понять... Я вам даже благодарен за то, что вы у меня его конфисковали... Ведь я теперь вольная птица. Да вам и спешить не надо было так, все равно я со временем пропил бы все...

Матыс, молчавший до сего времени, раздраженно воскликнул:

— Перестань!.. Товарищ поручик, я бы его за такие провокационные речи так упрятал...

На это Заградник спокойно сказал:

— Я знаю это и хорошо все понимаю, Матыс. По-вашему, вы ведете классовую борьбу. Вот я и говорю: составьте протокол, пошлите кого-нибудь за пивом, а потом я вам все подпишу. Давайте не будем долго мучиться в этой жаре.

На столе зазвонил телефон.

— Это вас, товарищ поручик. Прага.

В трубке раздался далекий взволнованный голос поручика Житного:

— Ты был прав, Гонза! Я нашел в Рузиньском архиве нужный список. Лесничий Босак и тот самый осведомитель гестапо — одно и то же лицо. Думаю, этот факт поможет нам в дальнейшем. Не исключено, что это одно из звеньев нашего дела. Вряд ли человек с черной душой переродился за это время... Немедленно возвращаюсь, через три часа буду у вас. Соберите пока оперативную группу, как только приеду, сразу будем брать! — Житный повесил трубку.

«Боже мой, — подумал Земан, — предчувствие Калины оказалось верным».

И снова перед его глазами пронесся тот странный, нереальный сон, который мучил его иногда по ночам, наводя жуть и щемящую тоску. Колючая проволока и голод... Ночь и туман... Бесконечная грязь и трубы на горизонте... Рев охранников и бешеный, злобный лай собак... Постоянный страх перед построениями на плацу, когда жизнь каждого человека зависела от настроения зверей, облаченных в эсэсовскую форму... И ненависть... Ненависть к тем, кто отправил его в этот ад... Ненависть к людям-гиенам, подлым доносчикам, которые были готовы послать на смерть честных людей, только бы угодить незваным, ненавистным захватчикам...