Белые кони - [26]

Князь остановил коня. Посреди множества там и сям разбросанных немецких псов-рыцарей лежал воин. Он был одет в солдатскую гимнастерку и кирзовые сапоги. На его груди лежала пилотка с яркой пятиконечной звездой. Он лежал на сырой земле, широко раскинув руки, лицом к небу, и даже в смерти был прекрасен. Лицо у него было загорелое, спокойное, усталое, как после работы. Спутанные темные волосы падали ему на чистый высокий лоб. Александр Невский сошел с коня, снял с головы шлем и низко склонился над воином.

«Кто он?» — спросил князь.

«Мой папа», — ответил я.

«Великая слава тебе, храбрый воин», — сказал князь, поднимаясь в седло.

Я смотрел на папу, на его лицо, такое знакомое, родное, на его работящие широкие руки, на седую прядь, на густые сросшиеся брови, смотрел, и вдруг мне показалось, что папа улыбнулся…

«Папа-а-а!» — громко, что есть силы, закричал я…

Беспокойно вскинулась мать, подбежала, наклонилась надо мной.

— Что, сынок?

Я не ответил. Перед моими глазами все еще стояли огромное поле, князь Александр Невский и папа, лежащий на земле среди поверженных рыцарей.

— Спи, — сказала мама и отошла.

Мало-помалу я пришел в себя. Глаза привыкли к темноте, и передо мной возникла старая-престарая картина: тяжелый комод с разбитой вазой, портрет отца, большое зеркало, темный фикус и край окна, через которое проникал в комнату бледный робкий свет.

Вчера мне и Куте повезло. Нам удалось два раза подряд посмотреть удивительный кинофильм «Александр Невский». Первый раз мы посмотрели за деньги, а второй — бесплатно. Когда Александр Невский начал говорить свои знаменитые слова о том, что кто на Русь с мечом придет — от меча и погибнет, Кутя толкнул меня в бок, и, не сговариваясь, мы юркнули под стулья. Билетерша тетя Поля каким-то образом не заметила нас. Обычно она ходила между рядами и заглядывала под стулья, а в этот раз нам повезло. Тетя Поля прошла мимо, не заглянула.

И вот, когда застучали крышки сидений, когда зал наполнился говором и суетой, когда медленно угас свет, а тетя Поля присела около портьер и словно растворилась в темноте, когда тишина взорвалась чарующей торжественной музыкой, мы появились на первом ряду и спокойненько, культурно просмотрели фильм еще разок.

Мы хотели остаться и на третий сеанс, затаились, притихли, уткнувшись носами в пол, но провести на этот раз тетю Полю не удалось.

— Хорошего помаленьку, — сказала тетя Поля и выгнала нас из зала.

Я долго лежал в кровати. Спала мама, спала бабушка, спала Наташка, спали тетя Лида и крохотный Юрка, где-то спал мой старший брат Димка. Быть может, он спал в походной палатке. Спал весь наш дом. И далеко, в польской земле, под Варшавой, вечным сном спал мой папа. Проснутся мама, бабушка, Наташка, тетя Лида и Юрка, проснется Димка, весь наш дом проснется, весь мир проснется — а папа уже никогда не встанет. Он навеки останется лежать там, под Варшавой, в братской солдатской могиле. Он может приходить ко мне только во сне. Только во сне…

Я неслышно заплакал, а когда стало легче, тихонько встал и вышел на улицу. Одно время зарядили дожди, но вот уже больше недели стояли погожие солнечные дни. Дороги просохли, и небольшой ветер катил по ним желтые листья.

Я вышел на берег Сухоны, спустился к воде и сел на широкий валун. Плескалась у ног прозрачная вода. Мельтешили в светлых призрачных камушках стаи мелких рыбешек. Иногда выпрыгивала из воды щука и, разрезая плавниками спокойную гладь, словно торпеда, неслась к берегу. По реке медленно плыли бревна. На берегу стояли тихие, вымершие церкви и старые серые дома. На деревянной пристани было безлюдно и просторно.

Я сидел на камне и смотрел на заколдованные церкви, на пустой берег, на большую реку, на плывущие и незаметно пропадающие за излукой бревна, на песчаные плесы, дышал свежим речным воздухом, и какое-то новое, неизведанное доселе чувство рождалось во мне.

Купола Преображенской церкви вдруг ясно и отчетливо выяснились в блеклом небе. И само небо стало гуще и голубее. И вот уже не только купола, но и расписные стены высветились так, что даже издали хорошо проглядывались лики святых. А потом, словно прорвав невидимую преграду, хлынул на улицы, на деревянную пристань, упал в реку, сразу сделав ее сверкающей и радостной, чистейший розовый свет. Всходило солнце.

Я напряженно вглядывался в огромный и ясный свет, встающий над рекой. Он напоминал мне что-то тоже огромное, тоже ясное, но и страшное, но что — я никак не мог припомнить. А когда в памяти вдруг встала белая дорога, закат в полнеба и уходящий отец, я облегченно вздохнул.

Ведь если на землю приходят закаты, то приходят и восходы. Они приносят с собой тепло, свет, движение, смех, маму, Наташку, они приносят с собой жизнь. И все доселе неприглядное и темное — церкви, дома, деревья, улицы, река — становится родным и нестрашным. Восходы никогда не принесут с собой папу. Он упал под Варшавой, чтобы всегда приходили восходы ко мне, к маме, к Димке, к Наташке, чтобы мы могли радоваться и жить. Он умер без времени, молодым и сильным. Почему?! Люди должны жить, встречать солнце и любить друг друга. Ведь земля такая большая! Ведь солнце такое огромное!