Белые и пушистые, как котята - [2]

Периодически некоторые плывущие в вышине точки ярко вспыхивают и медленно гаснут – наверху не переставая, идёт бой. Десятки лет непрерывного боя. Сотни лет непрерывных войн. Тысячелетия противостояния. Десятки, сотни лет ни одна из сторон не может достичь перевеса в этой непрерывной, непримиримой борьбе.

Когда-то ставка делалась на ядерное оружие. Но массированное его применение друг против друга равносильно самоубийству для всех обитателей планеты. Без исключения. Как только выяснилось, что в ядерном пожаре не выживет никто, оружие перестало быть оружием, а превратилось просто в фактор сдерживания. Очевидно, сейчас Запад решил, что у него, наконец, появился шанс остаться единственным выжившим в этой бесконечной войне. Что, в отличие от ядерного, климатическое оружие окажет одностороннее действие. Только на противника, у которого не будет возможности адекватно ответить. И уверенный в своей безнаказанности, враг раскачал ионосферу над нашей половиной планеты...

Мы лишим его этого заблуждения. Нам осталось идти всего пару километров. Наш ответ будет адекватным, и совсем не симметричным...

* Мы – белые и пушистые. Как котята. У нас великолепные умные скафандры. Пока есть энергия в аккумуляторах, они согревают и лечат. Именно поэтому Иуда какое-то время следует за нами и всё ещё остаётся жив. Даже с оторванной по локоть рукой. По иронии судьбы удар с орбиты его серьёзно не задел. Только слегка контузил. И сейчас он лежит недалеко от нас в снегу, смотрит в звёздное небо и медленно умирает. Всё-таки умирает. Потому, что анестезин спасает от боли, но не лечит от оторванной конечности и сильной потери крови. Скафандр может самостоятельно применить обезболивающие и лекарственные средства, но не может вырастить новую руку и новый рукав. Через порванные сосуды вышло много крови. Через отстрелянный рукав проникло достаточно холода. Наверняка культя у него уже отмёрзла по самое плечо.

– Теперь у вас нет связи... и вы не получите сигнал... на применение Пушки, – слабым голосом говорит он, ни к кому явно не обращаясь, – вы проиграли... цивилизация планеты спасена... меня щедро наградят...

Мы с Дэном не обращаем на него внимания – ему осталось жить последние мгновения и нет смысла вдумываться в то, что он бормочет.

– Свободный мир... джин-тоник... вилла на море... мулатка в шезлонге... закат под пальмами... всё будет... я доживу... меня спасут... лёд... из этой проклятой страны мне будут... возить для коктейлей... я... ненавижу...

Стремительно летящий в пустоте выплеск солнечной бури достиг пределов земной магнитосферы, завился в тугие жгуты вдоль её невидимых силовых линий и обрушился на воздушную оболочку ледяных приполярных областей бледно-зелёным ливнем полярного сияния... Очень красиво. И очень холодно. Мы любуемся красотой мерцающих струй авроры и чувствуем холод. Даже сквозь скафандры. Наши прекрасные, тёплые скафандры.

* Мы – белые и пушистые. Как котята. Мы долго лежим в сухом, колючем снегу у вершины сопки и неотрывно смотрим на равнодушную красоту Вселенной. Говорить ни о чём не хочется. Ни друг с другом, ни со Вселенной. Мы устали, потому что скрытно передвигаться по заснеженной земле очень нелегко. Усталость догнала нас на второй день пути. Догнала и больше не отставала. Но сейчас это уже не важно – идти осталось самую малость. Мы непременно дойдём. Если ничего не помешает...

– Нас найдут? – Неожиданно спрашивает Дэн делано безразличным голосом.

– Это – вряд ли, – неохотно отвечаю я, провожая взглядом очередную затухающую искру. – Столько времени не нашли, теперь уже вряд ли что-то они смогут.

– Это хорошо, – вздыхает он задумчиво. – Значит, у нас есть шанс дойти.

– Есть, – я прикрываю глаза, но перед моим взором всё также сияет россыпь звёзд, и вспыхивают погибающие сателлиты.

– Не может не быть, – шепчу я про себя одними губами.

– Это – хорошо. Значит, ещё поживём... жить... – тоже чуть слышно шепчет Дэн, прерывисто вздыхает и, судя по всему, засыпает.

Над сопкой вновь повисает морозная тишина, прерываемая лишь иногда далёким треском лопающегося от свирепого мороза льда.

Иуда молчит. Уже давно.

Перед уходом с базы он единственный, кто спросил Полковника:

– «А что будет, если нам не удастся запустить резервный генератор?»

– «А ничего не будет, сынок, – ответил тогда Начальник Особого отдела. – Ничего для нас уже не будет. Но ты лучше не думай об этом».

Сейчас Иуда лежит мёртвой ледышкой и ни о чём не думает. Вообще. Никаких серебряников он теперь не получит. И никакая мулатка не дождётся его в своём шезлонге под пальмой...

Зато думаю я.

Я думаю не о том, что мы погибнем и не сумеем дойти. Думать об этом не имеет смысла. Мы дойдём. Я думаю о других возможных препятствиях на пути выполнения нашей задачи. Резервный генератор действительно может не запуститься. Почему-то же он не запустился дистанционно? Очевидно тот безумный удар по площадям, предпринятый Западом после запуска шести Пушек, нанёс седьмой какое-то повреждение. Несмотря на усиленную защиту.

...Метровая Сфера тяжёлого металла была выведена на точно рассчитанную орбиту в соответствии с техническим заданием Института Физики. Семь мощных протонных Пушек установлены по трассе пролёта спутника-Сферы в защищённых, замаскированных и строго засекреченных позициях с промежутком в тысячу километров. В назначенный день, час, секунду, Пушки начали накачивать Сферу чудовищной энергией протонных пучков. Импульсно. Точно при прохождении сателлитом каждой зоны действия соответствующей Пушки.