Белоснежка и Аллороза - [10]

— И не увидели пятен крови?

— Нет, не увидел, это правда.

— Никаких пятен крови на простынях…

— Никаких.

— Или на наволочках?

— Нет, сэр.

— Или где-нибудь в другом месте в комнате?

— Нигде не было никаких пятен крови, сэр.

— Что было потом?

— Я отвез ее к Добрым Самаритянам.

— Кто-нибудь сопровождал вас?

— Они следовали за нами в машине мистера Риттера.

— Сара Уиттейкер говорила вам что-нибудь, пока вы ехали в госпиталь? Вы были одни в машине, так я понял.

— Одни, сэр.

— Она что-нибудь сказала?

— Да, сэр.

— Что?

— Она сказала, что мать преследует ее из-за денег, что она затеяла все это, чтобы присвоить себе ее деньги.

Глава 3

Когда я вернулся домой, звонил телефон. Я вошел в кухню через дверь, которая открывалась из гаража, и схватил трубку.

— Хэлло?

— Мистер Хоуп?

Голос женский.

— Да?

— Можно мне называть вас Мэтью?

— Кто это, назовитесь, пожалуйста.

— Терри.

Имя ничего мне не говорило.

— Мы уже встречались сегодня, — объяснила Терри. — У лейтенанта…

— Ах да! Да.

Наступило молчание.

— Вы не позвонили, — упрекнула она.

— Да, я…

— Поэтому я сама позвонила.

Снова молчание.

— Вы еще не обедали? — спросила она.

— Нет, нет еще.

— Отлично. Я поджарила цыплят, привезу их с собой. Вы не женаты? Я забыла спросить вас сегодня утром.

— Нет, я не женат.

— Как насчет чего-нибудь такого?

— Или чего-нибудь этакого, — добавил я.

— Я побеспокоила вас своим звонком?

— Нет, но…

— Тогда о’кей. Я освободилась, адрес нашла в телефонной книге. Все хорошо, не так ли?

— Да, но…

— Увидимся через полчаса. Я захвачу и гарнир. Все, что вы должны сделать, — охладить бутылку белого вина.

— Терри…

— Увидимся. — Она повесила трубку.

Я обследовал телефонную трубку, опустил ее на рычаг и взглянул на часы. Двадцать минут седьмого. Я очень хотел посмотреть на себя: не превратился ли я ненароком в кинозвезду? В кухне не было зеркала. Я побрел в гостиную, спальню, наконец в ванную. Я разглядывал себя в зеркало. Тот же самый портрет. Я поднял бровь — как делал это, когда мне было шестнадцать лет, — левую бровь. Когда мне было шестнадцать лет, кинозвезды всегда поднимали левую бровь. Я презрительно скривил губы. Даже с презрительно искривленными губами и приподнятой левой бровью — все равно из зеркала на меня смотрел до тошноты знакомый старина Хоуп. Пожав плечами, я отправился к небольшому алькову, оборудованному наподобие домашнего офиса, и включил автоответчик.

Пока я отсутствовал, мне звонили три раза.

Третий звонок был от моей плачущей дочери.

«Папа, это Джоанна, — всхлипывала она. — Будь добр, позвони мне, пожалуйста!»

Должен объяснить, что я разведен и моя дочь Джоанна, которой исполнилось четырнадцать лет, находится на попечении бывшей жены. Вот почему я не живу в одном доме с Джоанной, где бы мог обнять дочь и выяснить причину ее слез. Я тут же набрал номер телефона Сьюзен, моей бывшей жены. Когда-то этот номер телефона был нашим общим номером. Но Сьюзен забрала не только нашу дочь. Она получила дом, и «мерседес-бенц», и алименты — двадцать четыре тысячи долларов в год. Джоанна подошла к телефону.

— В чем дело? — спросил я.

— О папа! Слава Богу! — обрадовалась Джоанна.

— Что стряслось, Джоанна?

— Мама хочет отослать меня.

— Отослать? Куда?

— Отправить в школу. Осенью. Она хочет отослать меня в школу.

— Что? — Я не поверил своим ушам. — В какую школу?

— В школу-интернат.

— Куда?

— В штат Массачусетс.

— Зачем?

— Она говорит, это будет полезно для меня. Она говорит, что школа Святого Марка деградирует. Она говорит… Тебе это не понравится, папа.

— Ну, говори же.

— Она говорит, что происходит инфильтрация негритянских детей в школу Святого Марка. Она употребляет это слово. Инфиль…

— Позови ее к телефону.

— Ее нет дома. Поэтому я позвонила и могу сейчас с тобой разговаривать.

— Где она?

— Обедает. С Оскаром Плешивым.

Оскар Плешивый — Оскар Антермейер, последнее увлечение Сьюзен.

— Когда она вернется?

— Поздно, она предупредила.

— Передай ей — пусть сразу же позвонит мне. Когда бы она ни вернулась.

— Папа?

— Да, милая.

— Я действительно должна поехать в эту школу, в Массачусетс?

— Через мой труп, — твердо сказал я.

— Я передам ей, чтобы она тебе позвонила, — вздохнула Джоанна. — Я люблю тебя, папа.

— Я тоже тебя люблю, доченька.

— Я очень сильно тебя люблю. — Джоанна повесила трубку.

Я тоже повесил трубку. Часы на столе показывали половину седьмого. У меня не было настроения принимать Терри Белмонт, ее жареных цыплят с гарниром или без него. Я предпочел бы влезть в машину и проехаться по ресторанам Калузы, чтобы найти свою бывшую жену, черт бы ее побрал, и…

Я велел себе успокоиться.

Это просто очередная прихоть Сьюзен. Когда-то она угрожала поместить Джоанну в женский монастырь, если та не перестанет водиться с оборванцами. Сьюзен превосходно сознавала, что не может отослать Джоанну. Или может? У нее были опекунские права. У меня же не было никаких прав, только обязанность оплачивать счета. Плата за обучение в школе Святого Марка была астрономической, вряд ли она выше в штате Массачусетс или где бы там ни было, черт возьми! Но какое это имеет значение, лишь бы Джоанна получала хорошее образование.

Если ребенок не настолько везучий, чтобы попасть в привилегированную школу «для одаренных», если он не настолько богат, чтобы позволить себе одну из двух частных подготовительных школ — школу Святого Марка в самой Калузе или школу-интернат Реддинга возле города Маканава, — выбор средней школы ограничивается тремя учебными заведениями и к тому же зависит от того, в какой части города проживает ученик. Было бы отрадно заявить, что белые родители в Калузе пляшут от радости, когда им предоставляется возможность послать своих детей в известную школу Артура Козлитта, где высокий процент черных учеников. Увы, это не так. В последние годы разгневанные родители не раз врывались в мой офис, вопрошая, что можно предпринять для перевода детей из школы Козлитта в школу Джефферсона или Тейта с более сбалансированными пропорциями черных и белых учеников.