Белоснежка должна умереть - [32]
Об эти несоответствия Пия и споткнулась. Суд исходил из того, что Тобиас вывез оба трупа в багажнике своей машины. Но что он мог успеть за каких-то сорок пять минут? Пия сделала глоток кофе и, подперев подбородок ладонью, задумалась. Коллеги тогда хорошо поработали, опросили почти каждого жителя Альтенхайна. И все же ее не покидало чувство, что они что-то упустили.
Открылась дверь, и на пороге показался Хассе, бледный, с красным, воспаленным носом, натертым носовыми платками.
— Ну что, как твой насморк?
Вместо ответа Хассе дважды чихнул, хлюпнул носом и пожал плечами.
— Да езжай ты домой, Андреас! — Пия укоризненно покачала головой. — Ложись в постель и лечись. Здесь все равно пока нечего делать.
— Ну как успехи? — Он угрюмо кивнул в сторону груды папок на полу рядом со столом. — Нашла что-нибудь?
Она удивилась его внезапному интересу, но тут же подумала, что он, скорее всего, просто боится, что она попросит его помочь.
— Да как тебе сказать… На первый взгляд все вроде бы сделано правильно. Но что-то тут не так. Кто тогда вел следствие?
— Старший комиссар Брехт из франкфуртского отдела К-2. Но если ты хочешь с ним поговорить, то ты опоздала на год. Он умер прошлой зимой. Я был на его похоронах.
— Что ты говоришь!
— Да. Через год после выхода на пенсию. Уважил наше родное государство! Это они любят: когда мы вкалываем как проклятые до шестидесяти пяти, а потом — сразу в ящик!
Пия сделала вид, что не слышит горечи в его голосе. Уж кто-кто, а коллега Хассе никогда не перетруждался, и его риск сгореть на работе был сведен до минимума.
Высадив Кирххофа у станции метро возле стадиона, Боденштайн поехал к выезду на автомагистраль в направлении франкфуртской развязки. Родители Лауры Вагнер сегодня наконец получат ясность о печальной участи своей дочери. Возможно, это принесет им какое-то облегчение, если они хоть через одиннадцать лет смогут похоронить ее останки и окончательно проститься с ней. Боденштайн так задумался, что не сразу узнал знакомый номер на ехавшем прямо перед ним темном «БМВ-Х5». Что это, интересно, здесь делает Козима? Она же сегодня утром жаловалась ему, что, скорее всего, проведет остаток недели в телестудии в Майнце, потому что у нее что-то там не клеится с монтажом. Боденштайн набрал номер ее мобильного телефона. Несмотря на дождь и брызги из-под колес, он видел, как она поднесла к уху телефон. Услышав родной голос, он улыбнулся и уже хотел сказать: «Посмотри в зеркало!» Но что-то его в последний момент удержало от этого. Он вдруг вспомнил слова сестры. Вот сейчас он и проверит Козиму и убедится в том, что его недоверие к ней было необоснованным.
— Привет! Чем занимаешься? — сказал он.
— Я еще в Майнце. Сегодня все вообще идет наперекосяк! — ответила она таким невозмутимым тоном, что в обычной ситуации у него не возникло бы и тени сомнений в ее искренности.
Эта ложь повергла его в такой шок, что он внутренне весь затрясся. Крепко сжав руль, он снял ногу с педали газа и немного отстал, пропустив вперед одну машину. Она врала! Она невозмутимо продолжала врать! Включив сигнал правого поворота и поворачивая на А5, она рассказывала ему, что ей пришлось изменить всю последовательность сцен, поэтому монтаж затянулся.
— Нам предоставили монтажную только до двенадцати, — говорила она.
Кровь шумела у него в ушах. Это открытие, что Козима — его Козима! — может так хладнокровно и бессовестно врать ему, оказалось для него невыносимым. Ему хотелось рявкнуть на нее, крикнуть: «Пожалуйста, прошу тебя, не ври, я еду за тобой!» — но он не в силах был ничего сказать. Он только пробурчал что-то невнятное и нажал на кнопку «отбой».
Остаток пути до комиссариата он проделал как в трансе. Припарковав свой «БМВ» у гаражей, в которых стояли оперативные машины, он заглушил двигатель и застыл, глядя в пустоту. Дождь барабанил по крыше, струился по стеклам. Его мир разлетелся вдребезги. Почему, какого черта Козима врала ему? Единственное объяснение, которое пришло ему в голову, — она сделала что-то такое, что хотела от него скрыть. Что именно она сделала — об этом он боялся даже думать. Такое случается с другими, но только не с ним! Ему понадобилось минут пятнадцать, чтобы наконец собраться с силами, выйти из машины и пройти к зданию комиссариата.
Под непрекращающимся моросящим дождем Тобиас нагружал прицеп трактора, чтобы отвезти все к мусорным контейнерам, выставленным рядом с осушенной навозной ямой. Старая мебель, древесные и бумажные отходы, металлолом и мусор, не подлежащий переработке. Менеджер из утильсырья несколько раз повторил ему, что он должен как следует рассортировать все это дерьмо, и в противном случае грозил огромными штрафами. За металлоломом в обед приехал торговец металлоотходами. При виде сказочных богатств, открывшихся его алчному взору, он на минуту утратил дар речи. Потом с помощью двух своих подчиненных быстро погрузил в машину часть железа — от ржавых цепей, на которых раньше паслись коровы, до разных инструментов и механизмов из сарая и хлева. Потом выплатил Тобиасу целых четыреста пятьдесят евро и пообещал приехать на следующей неделе за остальным.
