Белорусские народные сказки - [93]

— Я очень большой грешник, спаси, исповедуй меня. Только ты можешь отмолить мои грехи.

Стал исповедоваться. Выслушал его отшельник и говорит: — Ты такой грешник, что даже смерть тебя не возьмет, земля не примет, пока за грехи свои не отстрадаешь, пока не сделаешь больше добра, чем зла ты делал людям. А пока что будешь ты мучиться.

И пошел тот грешник заслуживать спасенья. Ходил он по святым местам, ходил на коленях, морил голодом свое тело, нанимался к злым хозяевам на работу, чтобы его били, ложился за других под розги, прислуживал больным и убогим, а смерти нет да нет. Хотел на себя руки наложить: топился, вешался и резался — все нет ему смерти, только муки принимал зря.

И так прошло много лет. Однажды идет он полем. Идет и проклинает свою долю. «Сколько я еще буду мучиться?»—думает он. Был первый день пасхи. Идет он и видит: много-много народа на поле пашут, боронят. «Что бы это значило? — думает он.— Такой праздник, что и птицы гнезд не вьют, а тут народ крещеный мучается». Подходит ближе, видит: войт1 похаживает между крестьянами и плетью подгоняет их. Те плачут, жалуются:

—      За что это ты издеваешься над нами? РазЕе нет у тебя сердца? Бьешь нас, пытаешь в будни, в праздник не даешь отдохнуть. Даже сегодня в такой праздник выгнал на панщину!

А войт кричит, людей ругает да плетью их стегает. Смотрел-смотрел этот грешник и думает: «Вот окаянный, не лучше меня! Подумать только, как народ мучает!» Подошел он к войту и говорит:

—      Что ты делаешь? За что ты людей мучаешь?— А войт ни слова ни говоря, как хлестнет его плетью через лоб —даже искры из глаз посыпались. Рассвирепел грешник, схватил камень, как пустит им в войта и разбил ему голову. Войт не ойкнул и дух вон. А грешник на этом месте прахом рассыпался: кончились его муки. Ушла душа на тот свет.

БЕЗ ДЕНЕГ И НА ТОМ СВЕТЕ СПАСЕНЬЯ НЕТ

Однажды ксендз с амвона спросил прихожан:

— Без чего человек не может быть спасенным?

Подумали люди и отвечают:

—       Без денег.

— Как это так, без денег?— удивился ксендз.

— А потому,— говорят прихожане,— что, если не дашь ксендзу два злотых, он не станет крестить ребенка, не дашь рубль — не обвенчает, а не дашь полтинник — не похоронит.

Вот и получается, что без денег и на том свете нету человеку спасенья.

О СУДЬЕ ПРАВЕДНОМ, О ЛЯГУШКЕ, УГРЕ, СМЕРТИ И УГОДНИКЕ МИКОЛЕ

Давно это было: теперь судью выбирают на три года, а Судью Праведного выбрали на тридцать лет, и судил он тридцать лет, никому спуску не давал, ни с кого взяток не брал, никого не оскорбил, не обругал; сколько присудит ударов кнутом, столько и даст.

Отсидел он тридцать лет и собрался волостной сход, чтобы решить: оставить его или сменить.

— Господа миряне, я и для мира не прочь, я и для бога не прочь, Если хотите, чтобы я у вас сидел за судью, выколите мне глаза.

Согласился волостной сход выколоть ему глаза:

— Ему не работать, будет сидеть и слепой.

Как судил он зрячий, так и слепой судил еще тридцать лет. Собрался волостной сход, чтобы решить, оставить его или сменить.

А Судья отправился в баню. Только разделся и вылил на голову шайку воды — шлеп ему на ногу что-то тяжко и холодно. — Кто ты?

— Лягушка я, Судья Праведный.

— Зачем пришла?

— Я приготовила себе теплую печурку, чтобы зиму в ней зимовать. Откуда ни возьмись угорь, выгнал меня из теплой печурки.

— Какой он мужчина, если бабу выгнал вон и не мог приготовить себе теплой печурки. Приведи его сюда. Скажи ему: ступай, мол, к Судье Праведному.

Угорь спервоначала упираться стал, говорит лягушке:

— Не боюсь Судьи Праведного, не пойду к нему.

Наконец приводит лягушка угря к Судье. Шлеп Судье на ногу, тяжко и холодно.

— Привела?

— Привела.

— Угорь, как ты мог такое сделать? Лягушка—баба, а у тебя вон какое громкое звание! Дам я тебе пять ударов, ну-ка, лягушка, подай голик, вытащу пять прутьев и дам ему пять ударов. Ложись, бестия! Как это ты мог бабу выгнать?!

Вытянулся угорь возле ног Судьи.

— Просить вам меня — не упросить, купить — не подкупить: я есть Судья Праведный.

Поднял он руку и хлестнул прутиками перед собой, и вдруг сразу прозрел. Увидел лягушку и угря.

— Помни, бестия, прощаю тебе четыре удара за то, что бабы-лягушки быстро послушался, быстро явился ко мне. (А простил он угря за то, что увидел белый свет и неведомо кого первый раз хлестнул: угря или еще кого-либо.)

—      Помни, бестия, не смей бабы-лягушки из печурки выгонять.

И пошли все по своим местам. Пришел Судья Праведный в волость, перекрестился и шапку повесил на гвоздь.

Волостной сторож и говорит другому:

—      Судья наш Праведный снова видеть стал.

—      Как это можно, чтобы он видеть стал?

—      Говорю тебе, зрячим стал Судья.

Созвали волостной сход выбирать судью.

—      Я для бога не прочь и для мира не прочь. Тридцать лет сидел с глазами и тридцать лет без глаз: пора старым костям дать покой —оставьте меня!

Поклонился миру и пошел прочь. Дошел до перелеска и говорит себе:

—      Переночую здесь, а то скажут сыны и внуки: плохо служил дед, что прогнали его против ночи.

Прикорнул на траве. Звенят комары над ним, спать не дают. Разжег он костер. Лежит на боку. Является к нему господь.