Белое сияние - [6]

Мужчины закрепили лодку; Мак посадил Эбби за Виктором — тот занял кресло второго пилота, передал ей летные наушники с микрофоном и начал предполетную проверку двигателя. От волнения у нее вспотели ладони, она в полном отчаянии смотрела в иллюминатор, но похоже, там, на земле, никто не собирался запрещать полет и извиняться перед ней за отнятое время и потрепанные нервы. Она летит в Лейкс-Эдж на этой развалюхе и не в силах ничего изменить.

Она вдруг поняла, что самолет разгоняется по льду озера. На секунду он оторвался от земли, затем снова плюхнулся на лед. Берег приближался с невероятной быстротой.

— Тяжеловата сегодня машина, но мы справимся, — услышала она голос Мака. В горле застрял крик — она поняла, что это конец, но в последнюю минуту машина взмыла вверх.

Эбби сидела прямо, сжав зубы, боясь пошевелиться, и старалась сосредоточиться на дыхании. Надо дышать ровно и медленно, говорила она себе. Потом она решила, что, возможно, выйдет из оцепенения, если попытается смотреть в иллюминатор на знакомые места. Ей действительно стало немного легче, когда внизу она увидела ленту дороги, ведущей в аэропорт. Машин на ней было мало, они медленно плыли по грязному подтаявшему снегу.

— Эбби!

Она вздрогнула от неожиданности, услышав в наушниках голос Мака.

— Что? — Голос был хриплым от не покидавшего ее ужаса, но Мак сделал вид, что ничего не заметил.

— Виктор говорит, вы здесь раньше бывали.

Она тут же забыла, что от земли ее отделяет не одна сотня метров. Откуда, черт побери, Виктор об этом знает? Ею овладела настоящая паника. Неужели ее помнят все жители Лейкс-Эдж! Что им говорила Лиза?

«Пора с этим смириться, — сказала она себе. — От прошлого никуда не деться. Оно будет следовать за тобой, как тень».

Конечно, в Лейкс-Эдж ее должны прекрасно помнить, разве что его обитатели страдают массовой потерей памяти.

— Боролись за охрану природы? — предположил Мак.

— Четыре года назад я занималась здесь технико-экономическим обоснованием проекта.

Она не любила предаваться воспоминаниям о том лете, но порой запах какого-нибудь сильного противомоскитного средства или мяса, жаренного на вертеле, возвращали ее на хребет Брукс, к его суровым вершинам, сверкавшим в длинных лучах летнего полярного солнца.

Тогда, в июле и августе, в составе группы ученых-исследователей она работала в одном из последних величайших и пока не изуродованных человеком заповедников дикой природы, который простирается почти по всей ширине Аляски. Вертолет доставил их из Лейкс-Эдж прямо в сердце хребта, где они и разбили лагерь. Каждое утро на протяжении двух месяцев группа вылетала в новое место, где они чертили схемы и карты, собирали и упаковывали образцы самых разных растений, составляли описание флоры и фауны. Вечером вертолет отвозил их обратно в лагерь, где на вертеле готовился ужин. Она ненавидела эту машину с пропеллером, но каждый день, проведенный в экспедиции, доставлял ей невероятную радость, и она вернулась в Лейкс-Эдж счастливейшим человеком. Она загорела и окрепла, но самое главное — была по уши влюблена.

Вспомнив те два месяца, проведенные с Кэлом, Эбби покраснела от стыда. Он сопровождал их группу как охотник и проводник, обучая премудростям жизни в Арктике и ограждая от чересчур близких контактов с медведями. Надо же ей было влюбиться в проводника! До чего это глупо и банально. Она чувствовала себя полной идиоткой.

Мак быстро обернулся к ней в кресле и переспросил:

— Каким обоснованием?

— Мы проводили полевые исследования для одного проекта. Изучали условия тундры, чтобы воссоздать их в Англии для желающих с ними познакомиться.

Мак презрительно фыркнул:

— Хотят познакомиться с условиями тундры — пусть приезжают сюда.

Авторы проекта «Райское место» в Корнуолле в конце концов пришли к такому же выводу. И дело не только в том, решили они, что в Арктике живет мало людей, но и в том, что арктическая растительность, по их мнению, для потенциальных клиентов недостаточно волнующая и эротичная. Эбби рассказывала комиссии об удивительных растениях тундры, о том, как приятно прикасаться и проводить рукой по влажному шелковистому рыхлому мху и упругому лишайнику, но комиссия посчитала кактусы и скалы пустыни более подходящими для своего проекта.

Набравшись мужества, она в очередной раз выглянула в иллюминатор: они летели над Ченой — река грязно-белой веревкой вилась между приземистыми зданиями. Город оставался позади. Самолет попал в небольшую воздушную яму, но потом снова выровнялся. На борту было прохладно, но с Эбби градом лил пот.

«Он опытный летчик, — повторяла она про себя, — так мне сказала в аэропорту девушка с косой. Ты в надежных руках».

— Смотрите в иллюминатор, — сказал ей Мак, взяв курс на северо-запад. — Может, увидите пару мишек. На прошлой неделе было довольно тепло, и они начали вылезать из берлог. Зимняя спячка закончилась.

Эбби посмотрела вниз, но из-за серой тучи ничего не смогла разглядеть. Прошло два часа, монотонно гудел мотор, несколько раз она даже пыталась подремать, но стоило самолету хотя бы немного накрениться, она вздрагивала, впивалась пальцами в ручку кресла и мысленно прощалась с жизнью.