Белое платье - [8]

Как ни трудно пришлось семье после смерти отца, начальную школу я все же кончила и стала просить маму позволить мне учиться дальше. Но она не разрешила. Семья у нас была большая, и жили мы очень бедно. Мама говорила, что я уже грамотная и теперь должна помогать ей растить младших. О том, чтобы учиться дальше, не могло быть и речи: во-первых, у нас не было денег, а во-вторых, мама ни за что не соглашалась отпустить меня одну в Сайгон, где полно всяких проходимцев и проституток, где, как она говорила, «парни совращают девушек, и они возвращаются домой с ребенком на руках».

Тогда я решила написать дяде. Он работал раньше в Нячанге и в Далате, незадолго до смерти отца приезжал к нам в деревню. Отец всегда говорил мне, что, если его не станет, дядя поможет нам. И действительно, хотя дядя жил далеко, он делал все возможное, чтобы я могла учиться. Вот я и решила написать ему письмо.

Дядя приехал к нам и долго беседовал с мамой. Он говорил, что раз мы бедны и мама ничего не может оставить детям, нужно, чтобы я училась дальше и могла потом помогать семье. Мама уступила. И я уехала вместе с дядей.

Когда дядя спросил меня, где бы я хотела учиться, я сказала о своей давней мечте — стать медсестрой или учительницей в родной деревне. Если поехать в Сайгон и сдать экзамены в педучилище, тогда через год я закончу его и смогу работать в начальной школе. В медучилище нужно учиться три года. Дядя похвалил меня за добрые намерения, однако посоветовал прежде окончить среднюю школу, тогда я смогу уже поступить куда угодно.

Я послушалась совета дяди и, приехав в Сайгон, поступила в школу Ван Тхань.

3

Итак, я в Сайгоне. Прощаясь, мама наказала мне хорошо учиться и избегать дурных знакомств. Поэтому, поселившись в Сайгоне, я не думала ни о ресторанах, ни о театрах, ни о кино и только понаслышке знала о них.

Я по-прежнему закалывала волосы дешевой металлической заколкой и круглый год ходила в простом белом платье из местной ткани. В школе меня с первых дней прозвали «математиком» и выбрали старостой математического кружка. Некоторые одноклассники смеялись надо мной, называли «неотесанной деревенщиной», «моралисткой», «задавалой». Но я не обращала внимания на насмешки и продолжала усердно заниматься. И недоброжелатели успокоились.

Обычно я приходила в школу рано и садилась за первый стол во втором ряду. Однажды, когда все ученики были в сборе, а за нашим столом уже сидели четверо, в класс вдруг вошла незнакомая красивая девушка. Она остановилась в дверях, обхватив руками портфель, огляделась, а потом легкой походкой направилась ко мне.

— Я с тобой сяду, не возражаешь?

Я посмотрела на нее с удивлением и быстро подвинулась, уступая место. Это и была Тхань — наша Брижит Бардо. Оказалось, что она училась в этой школе, потом сдавала экзамены в коллеж[4], но безуспешно. Теперь снова вернулась в школу. Я не подала виду, что недовольна ее вторжением. Почему она выбрала именно это место? Длинные волосы девушки были собраны в «конский хвост», на ней было красивое платье с продольными синими и красными полосами, плотно облегавшее фигуру. Рядом с ней я в своем скромном белом платье, с волосами, сколотыми простой металлической заколкой, выглядела, наверное, невзрачной и жалкой. Но почему она захотела сесть рядом со мной?

После уроков Тхань усаживалась на свой мотороллер и вихрем уносилась со двора. А стоило ей переступить порог школы, со всех сторон неслись приветствия — она со всеми была знакома и с парнями держалась непринужденно. На уроках наш стол был завален записочками, парни просто не давали Тхань проходу.

Но нередко я видела, как Тхань уезжала одна, отделавшись от поклонников. Иногда она приходила в класс очень грустная, усталая и тяжело опускалась на стул. На уроках Хоа и Тана, когда они рассказывали о Северном Вьетнаме, Тхань обычно сидела глубоко задумавшись, и как-то раз, когда ее вызвали, она так вздрогнула от неожиданности, что все рассмеялись. Ребята, вспоминая этот случай, еще долго подтрунивали над ней.

Я и сама не заметила, как привязалась к Тхань, и обычно с готовностью помогала ей, если она просила меня о чем-нибудь. Однажды после уроков она убежала от своей компании и поехала со мной, сказав, что хочет поговорить. Я в то время жила во дворе храма Линьван. В центре Сайгона улицы широкие и оживленные, но стоит свернуть в любой переулок, как сразу же начинаются грязь и полуразвалившиеся хибары. Храм Линьван, где я жила, находился как раз в одном из таких переулков. Доехав до своего поворота, я остановилась и слезла с велосипеда.

— Ты здесь живешь? — спросила Тхань.

Мне не хотелось что-либо скрывать от нее, и я сказала, что живу во дворе храма, у своих родственников. В тот раз Тхань не зашла ко мне. Но в праздник Осени[5], вечером, когда я уже легла, собираясь почитать перед сном, я вдруг услышала, что кто-то зовет меня с улицы:

— Фыонг!

Я вскочила со своего топчана и вышла во двор. Это была Тхань.

— А я пришла тебя проведать. Можно?

Я не могла отказать ей и предложила войти в дом.

В тот день на улицах города царили шум и оживление. Но здесь, в храме, было, как всегда, мрачно и очень тихо, несмотря на молящихся.