Белое платье - [48]

Через неделю, в приемный день меня снова вызвали, и я увидела за железной решеткой почти всех родных. Когда меня ввели, они радостно зашумели, стали справляться о здоровье, о том, как живется мне здесь. Только мать стояла одна в сторонке и молча глядела на меня. Младшие братья и сестры, прильнув к решетке, кричали в один голос:

— Сестра, когда ты вернешься домой?

Бабушка, хоть она и была еще довольно крепкой и здоровой, очень плохо видела. Протянув руку, она ощупывала решетку и тихо спрашивала:

— Где ты? Где Фыонг?

Ее руки беспокойно шарили по железным прутьям, как будто хотели протянуться сквозь решетку ко мне.

— Где ты, внучка? Ты все такая же красивая? У тебя все такие же длинные волосы?..

Я стояла довольно далеко — нас разделяла не только железная решетка, но и охранники — один из них сидел между нами, а другой прохаживался вдоль решетки. Бабушка все никак не могла разглядеть меня и, продолжая ощупывать решетку, без конца повторяла: «Ты все такая же красивая? У тебя по-прежнему длинные волосы?» Я смотрела на бритую голову бабушки — редкие седые волосы только-только начали отрастать, и мне казалось, что ее подслеповатые глаза иногда останавливались на мне, словно она прощалась со мною.

А мама все так же одиноко стояла в стороне. И только когда полицейские объявили, что свидание окончено, мама на минуту приникла к решетке и тихо сказала, что посылает мне несколько сот пиастров. Я хотела отказаться, объяснить, что мне не нужны здесь деньги, но побоялась обидеть маму и промолчала.

С того дня я стала бояться этих встреч!..

Мысль о предательстве Дыка мучила меня. Однако, когда меня перевели в тюрьму Задинь, Нен сообщил мне, что я была арестована из-за того, что участвовала в демонстрации возле министерства по делам молодежи. Оказывается, этот подлец Ван следил за мной и в тот день видел меня. После этого я несколько дней отсутствовала и в школе, и в доме Дыка. Обо всем этом Ван и донес в полицию. И вот, несмотря на то что против меня не было никаких улик, полиция решила арестовать меня, в надежде, что в тюрьме я «расколюсь» и расскажу все.

Но я ничего не сказала, отказалась сотрудничать с ними. Тогда они схватили Дыка, стали ему угрожать, а потом устроили очную ставку, надеясь обмануть меня. Оказалось, Дык тоже ничего не сказал, он только признался, что был моим школьным товарищем и что я временно жила у них, а потом уезжала навестить больную бабушку.

Когда я узнала обо всем, на душе у меня стало легко и радостно. Нен сообщил мне также, что после встречи со мной в тюрьме Дык был освобожден. Он оставил институт, и мать переправила его в освобожденную зону — к Хоангу и Хонг Лан.

Теперь Нен стал главным связующим звеном, через него я получала вести от Хоанга и Хонг Лан.

3

Страшное известие — арестован Хоанг! Раньше у меня и в мыслях не было, что он может оказаться за решеткой.

Я узнала об этом в тюрьме Задинь, за два месяца до той знаменательной ночи, когда меня приняли в партию. Сообщила эту новость Тхюи, прибывшая к нам из главного полицейского управления. С этой девушкой меня познакомила Хоа. За обедом Тхюи тихо спросила меня:

— Вас зовут Фыонг?

Я утвердительно кивнула.

— Вы знаете Хоанга? Чан Хыу Хоанга. Он шлет вам привет.

Хоа уже успела предупредить меня, что Тхюи можно доверять, она наша. Отец Тхюи был врачом, ушел на войну и погиб в борьбе против французских колонизаторов. Мать, участница революционного движения, была арестована и умерла в тюрьме Фулой. На руках у Тхюи осталось двое младших братьев. Каким-то образом Тхюи купила два комплекта хирургических инструментов и намеревалась переправить их нашим, а пока спрятала у себя дома. Полиция арестовала ее младшего брата, когда тот разбрасывал листовки. В доме был обыск, полицейские нашли хирургические инструменты, и Тхюи попала в тюрьму.

В камере Тхюи обычно сидела молча, грустная и задумчивая. В полицейском участке на Нго Куен ее зверски пытали, потом завязали глаза, заткнули кляпом рот и изнасиловали. Говорили, что друг Тхюи находится в освобожденной зоне.

Теперь, когда мне стала известна история Тхюи, я старалась держаться к ней поближе, как-то успокоить ее. Когда она передала мне привет от Хоанга, я не могла прийти в себя, пораженная этой новостью.

— Где он? — спросила я.

— В главном полицейском управлении.

Я вздрогнула. Значит, Хоанг арестован! С трудом сдерживая слезы, я спросила, как это случилось.

— Его схватили, когда он был в толпе учащихся и преподавателей. Видимо, его считают замешанным в покушении на американского посла Найтинга.

Я уже слышала об этом покушении. Американский посол ехал по улице Конгли, когда в его машину бросили гранату, которая не взорвалась.

Я спросила Тхюи, как себя чувствует Хоанг, здоров ли он. Она ответила, что выглядит он неплохо, несмотря на то, что в полиции его уже не раз «обрабатывали». Он по-прежнему весел и не унывает, распевая песни.

Этот тихий разговор между мной и Тхюи показался всем необычным. Потом, когда мы расходились, Хоа подошла ко мне и тихо спросила:

— О чем вы так долго говорили?

Я хотела было ответить, но она, не слушая меня, продолжала: