Белое отребье - [96]

Путешествие домой было коротким, сначала на поезде, потом на автобусе, Руби отключилась от всего мира, и весь путь обратно она не замечала ни улиц, ни людей, не слышала ничего, она была в каком-то шоке и изо всех сил пыталась с ним справиться, прокручивала в голове снова и снова все те же вопросы, говорил ли Джеффрис правду об убийствах, которые он совершил, и если это было правдой, значит, деньги гораздо важней, чем что-то еще, даже чем человеческая жизнь.

Был ли Джеффрис действительно общественным чистильщиком, натренированным органами? Действительно ли государство проводило эвтаназию в соответствии со стоимостью лечения и экономической ценностью человека? Если это было правдой, тогда она попала в большие неприятности и ей нужно держать язык за зубами, молчать обо всем, что она теперь знает. Размышляя таким образом, она размеренно проследовала в кошмарное видение мира вокруг нее, в этом мире она записывалась и оценивалась экономистами, нечто настолько чистое — медицина и охрана общественного здоровья — заражено мертвенным цинизмом, и так же быстро, как она успела подумать эту мысль, от нее и отказалась, скользнула в другом направлении, представила себе Джеффриса не больше чем просто одиночкой, трусом, снобизм которого был неконтролируемым, и это значило, что он убивал всех, кто ему не нравился, убивал каждый раз, когда у него появлялся такой шанс. Он был клоун контроля, сумасшедший во власти, отброс на этом свете.

Стоя в ожидании на автобусной остановке, Руби вдыхала выхлопы с двойной проезжей части дороги и слышала рев моторов, и это ввело ее в депрессию, ее обычная радость просто от того, что она жива, была деформирована, потому что обыкновенно запах бензина был сладким и щекотал ей нос, грохот машин и грузовиков напоминал о жизни, но теперь все было по-другому, теперь все было темным и тошнотворным, ее разум был потрясен, покачнулся, наполнился яростью, когда она узнала правду, узнала, что эвтаназия практикуется по всей стране, в каждой больнице общественные чистильщики в полной готовности, страстно желают выполнять приказы, проводить эту политику, они только выполняли команды и не получали никакого личного удовлетворения от своих действий, проводили конечные акты, облегчали боль и страдания больных, и стариков, и тех, кого дорого было лечить, и любого человека, который займет их внимание.

Но нужно было успокоиться и поразмыслить по существу, составить план, справиться с проклятием, которое придумал Джеффрис. Все, что он сказал, звучало у нее в голове, то и дело сливаясь с кошмаром того видео, которое было вполне реальным, эти истории, которые он шептал ей в ухо, как будто их тоже записывали на пленку, бесконечный повторный показ у нее в мозгу. Она ненавидела его, ненавидела всех и все, чувствовала себя такой одинокой в этом мире и желала бы быть мертвой.

— Выше нос, красавица! — сказал мужчина, пока она ждала зеленого света, притормозил и уступил ей дорогу.

Обычно она всем улыбалась, но теперь она была другой, ничего не замечала, в ее забытьи был ужас, бесконечный документальный фильм, не было ничего хорошего, о чем можно было подумать, и она видела свою маму в больнице и своего папу в могиле и хотела бы, чтобы у них были другие дети, чтобы у нее был брат или сестра, с которыми можно поговорить, но они не могли иметь еще одного ребенка, и она подумала о том, чтобы пойти увидеться с Полой, но той надо забирать детей домой из школы, у нее достаточно забот, и Руби подумала о Доун и остальных, они должны быть на работе, Боксер не поймет, о чем речь, и в любом случае она не хотела идти в больницу, это было последнее место, в котором она хотела быть прямо сейчас, может быть, она никогда туда больше не пойдет, все может быть, и больше всего она думала о Чарли, она знала его совсем недолго, ну и что, он был особенным, ей нужен был кто-то, всем кто-то нужен, в этом нет никакого стыда.

Она пересекла дорогу и зашла в телефонную будку, набрала его номер, голос Чарли зазвучал там, на другом конце, после двух гудков, и это было так, как будто она слышала его по радио, он обрадовался и сказал, что он ей звонил, он хотел с ней увидеться, она хотела что-то сказать, но не смогла выдавить ни слова, у него есть для нее сюрприз, и она перестала пытаться, оставалась спокойной, она расскажет ему, что случилось, когда они встретятся в «Брюерсе», через десять минут.

Она только сейчас подняла голову, чтобы посмотреть на движение машин, потом на тротуар, ныряющий в паб. Была середина дня, и внутри сидело несколько человек, но «Брюерс» большой, в нем полно места, она не могла представить, чтобы он был переполнен, Руби сидит у окна с пинтой сидра, и она хочет пить, вдыхает яблочный аромат и болтает сидр во рту, пытается смыть болезненные ощущения, думает о том, поверит ли ей полиция, когда она пойдет и расскажет им, что случилось, и может, они скажут, что она сумасшедшая, вызовут человека в белом пальто и будут ее держать, пока он будет впрыскивать инъекцию со специальным лекарством, волшебным снадобьем, которое усыпит ее до тех пор, пока ее не увезут в приют, и там она отойдет во сне, никто не будет проверять причин, если доктор заявит, что все о’кей, или если она выпрыгнет из окна и сломает себе шею.