Беллини - [80]

Мессина долго хранила воспоминание об этом вечере как об одном из самых ярких событий в художественной жизни города, и спустя много лет, в 1867 году, на стене отреставрированного театра появилась мемориальная доска с надписью: «Здесь Рафаэль итальянской музыки Винченцо Беллини порадовал своим присутствием народ, аплодировавший нежным мелодиям «Пирата», и улыбался прекрасным музыкантам мессинского оркестра».

И действительно хроника тех дней отмечала, что композитор одобрительно кивал и аплодировал исполнителю соло на английском рожке в финальной сцене оперы. Но к певцам он отнесся прохладно. Одному катанийскому другу музыкант признался, что в Мессине видел своего «Пирата» «в щелочку приоткрытой двери».

Беллини покинул Мессину 29 февраля (1832 год был високосным) в тряском дилижансе, совершавшем почтовые рейсы в Катанию. Дорога в то время сильно отличалась от теперешней, столь живописной и удобной. В ту пору она не тянулась вдоль побережья, как сейчас, а шла через горы, потому что дилижанс должен был наведаться во многие отдаленные поселения. Только у Али дорога спускалась на берег Ионического моря, и вот тут-то Беллини ожидала особенно приятная встреча.

Дилижанс приветствовал небольшой любительский оркестр, исполнивший отрывки из опер катанийца, патетическую песню Амины, которую спела тогда еще совсем молодая Тереза Аморелли. Позднее она вспоминала, как растроган был этой встречей Беллини и как ласково благодарил ее.

Еще одна, последняя задержка в пути была в Ачиреале, где Беллини и его спутники остановились в гостинице на площади Сан-Себастиано, чтобы немного передохнуть. Они приехали сюда утром, а в полдень собирались двинуться дальше, надеясь засветло быть в Катании. Известие о том, что маэстро находится в Ачиреале, молниеносно облетело город, и любители музыки тут же устроили празднество. Встретив Беллини у дилижанса, они проводили его в гостиницу и не отпускали до самого отъезда, засыпав похвалами и сладостями. Музыкант отвечал на эти непритязательные знаки внимания столь же искренне и сердечно.

«Этот ангел скромности, — писал неизвестный нам свидетель встречи в Ачиреале, — был необычайно прост во всем. Он держался как самый обыкновенный путник. На нем был черный бархатный берет. Лицо нежное, красивое, живые голубые глаза, волнистые белокурые волосы, непринужденные манеры, приветливые, как и его душа. Он чистосердечно отвечал на объятия и поцелуи. Все видели в нем новую звезду на сицилийском небосклоне и восхищались им, лишь он один, казалось, был равнодушен к своей славе».

Впереди была цель, к которой он давно стремился, — Катания, родные, мать. Но последние километры, отделявшие его от дома, оказались самыми длинными. Дорога здесь тоже шла иначе, чем сейчас, не бежала по берегу Ионического моря, а вилась по крутым склонам гор от одного городка к другому, и только километров за десять-двенадцать до Катании начинала спускаться к побережью, проходя через виноградники, оливковые рощи, апельсиновые и лимонные сады, взращенные на застывшей лаве. А за серыми пустырями и зелеными рощами сияло море, голубое, как глаза самого музыканта, возвращавшегося на родную землю, к родным людям.

3 марта в 5 часов дня площадь у въезда в Катанию была запружена каретами и заполнена толпой, ожидавшей Беллини. Встретить его у северных ворот города прибыли губернатор провинции, князь Манганелли, академический совет университета и катанийцы всех сословий. И как только Беллини выглянул в окошко дилижанса, оркестр заиграл марш из «Пирата», а толпа радостно закричала, зааплодировала, замахала шляпами.

Губернатор пригласил Беллини в свою карету и усадил на почетное место — по правую руку от себя. В той же карете разместились мэр и ректор университета. Следом за ними двинулись экипажи, где находились представители властей, главы общины, аристократы и катанийские деятели культуры. Пышный и протяженный кортеж, во главе которого двигалась княжеская карета, запряженная четверкой лошадей, проехал сквозь ликующую толпу, по главной улице, через весь город и прибыл к Порта ди Ачи.

Беллини пришлось заплатить еще одну дань своей славе: он не мог остановиться там, где жила его семья. Это был маленький одноэтажный домик на самой окраине города в более чем скромном квартале Сан-Берилло. Здесь нельзя было принять такого знаменитого человека, как Беллини, и, когда стало известно о его приезде, родные решили, что он будет жить в доме дяди Винченцо Ферлито на улице, которая сейчас носит название виа Патерно — у Порта ди Ачи. И донне Агате пришлось смириться с этим, пролив еще одну слезу на алтарь его славы: она не увидит сына в родном доме.

Но она уже давно смирилась с подобными жертвами. Вот уже почти тринадцать лет с того далекого июньского утра 1819 года Винченцилло больше не принадлежал ей. Она слышала разговоры о том, что оперы, которые он написал, прославили его, но ей казалось, будто говорят о каком-то чужом человеке, хотя ее и уверяли, что он часто пишет и в каждом письме вспоминает ее, шлет приветы, поцелуи и деньги. Все эти прекрасные новости удивляли и даже утешали мать, но в то же время опустошали ее сердце.