Беллилия - [44]

В газетной статье рассказывалось о сорокалетнем холостяке, пресвитере одной из церквей Нью-Гемпшира, которого осудили за убийство своей незамужней сестры. Свидетели говорили, что сестра пыталась разлучить его с учительницей музыки, с которой у него была незаконная связь в течение семнадцати лет. Чарли редко читал подобные истории. Люди, совершившие убийство или позволившие себе стать его жертвой, были для него такими же непознаваемыми, как дикари-игороты,[8] а само убийство так же далеко от понимания, как харакири. Медицинский работник, раскрасивший свое тело и пляшущий, чтобы изгнать бесов, мало чем отличался от священника, задушившего свою сестру зеленой диванной подушкой.

Горячая вода из чайника залила газету. От сковородки шел запах сгоревшего хлеба. Расплавившийся сыр сердито шипел. Надо было отключить электроплиту, вытереть пол, долить чайник, соскоблить сыр со сковородки. Чарли работал с энтузиазмом, даже с вызовом. Он громко пел, звенел тарелками, гремел кастрюльками. Медик плясал, изгоняя бесов. Чарли Хорст изображал Карузо. Опасаясь нового эксцесса, он был на этот раз особенно внимателен и выключил плиту до того, как гренки стали коричневыми, а мясо тушил даже с излишним количеством воды. Но пел он все равно громко, как будто сила его голоса могла сделать мясной соус вкуснее, гренки более поджаристыми, чай крепче, а кроме того, рассеять тени на лестнице и оживить веру, которая была такой твердой, когда он начинал трудиться в ярко освещенной кухне.

Морин Баррет была хорошей хозяйкой и оборудовала свою кухню новейшими приспособлениями — из них миксер для яиц и нож для вскрытия консервных банок были самыми недавними изобретениями, и когда она уходила из кухни, то аккуратно все это убирала в шкафчик своего деверя.

— Чарли, дорогой, до чего же вкусно! — воскликнула Беллилия, когда попробовала тушеное мясо. — Ты готовишь гораздо лучше меня.

— Ужин плохой, а ты просто врешь, как воспитанная дама.

— Нет, не говори, что плохой, все очень вкусно. — Беллилия улыбнулась, показав ямочки на щеках.

Ее темные глаза с обожанием смотрели на мужа, а в комнате витал сладкий аромат ее духов.

Вечером раздался звонок. Чарли и Беллилия вздрогнули. Они забыли о телефоне.

— Должно быть, нас подсоединили.

Беллилия кивнула.

Со станции позвонили, чтобы узнать, работает ли их линия. Телефонистка сказала, что бураном был повален столб и теперь компания рада сообщить своим клиентам, что связь восстановлена.

По сравнению с тем счастьем, какое испытал Чарли, когда вновь загорелся электрический свет, восстановление телефонной линии вызвало просто радость. Это было не чудо, а предзнаменование. Его дом снова стал частью мира, от которого они были отрезаны ураганом. Скоро появятся снегоуборочные машины, после чего из дома опять исчезнет покой.

— Значит, телефон снова работает, — сказала Беллилия.

— Да, — подтвердил Чарли.

Прошло уже больше четырех часов с тех пор, как Бен покинул их дом, но о его посещении еще не было сказано ни слова.

Чарли придвинул кресло поближе к камину. Беллилия продолжала заниматься рукоделием. Время от времени она сравнивала размер недовязанного носка с уже связанным.

— А когда уберут снег?

Он откашлялся, пытаясь сделать тон своего голоса более мягким:

— Не знаю. Но почему это тебя беспокоит?

— Так приятно быть здесь наедине с тобой, любимый. Я вообще не хочу, чтобы нас спасали. Пусть так и будет всегда. Только ты и я.

— Но мы умрем с голоду.

— Будем питаться галетами. Здесь полно муки. Я предпочитаю жить с тобой, питаясь одними галетами и сухарями, чем есть жареного гуся и устриц вместе с гостями.

Чарли задумчиво смотрел на огонь в камине. И вдруг в нем поднялась волна злости, негодования от ее заигрывания, от ее благодушного настроения и наивной женской болтовни. Разумеется, злость эта была минутной и бесполезной. Стоило ему обернуться и увидеть ее — румяную в свете лампы, с розовым бантиком на шее — как его негодование обратилось на него самого за то, что он позволил своей вере пошатнуться.

— Ты мне не веришь, Чарли?

— Чему не верю?

— Что я люблю тебя больше всего на свете.

— Не говори глупости.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. То ли ты имеешь в виду, что веришь в мою любовь и я должна об этом знать, поэтому с моей стороны глупо об этом спрашивать, то ли ты не веришь, что я люблю тебя больше всего на свете.

Как могла маленькая женщина утопить мужчину, который всю жизнь имел дело с лодками и хорошо плавал? Если Билл выпил слишком много пива, он мог не знать, что это она столкнула его с дамбы, но, оказавшись в холодной воде, он должен был прийти в себя.

Размышляя об этом, Чарли переживал происшедшее, словно это случилось с ним самим. Вот он потерял равновесие, упал, вода накрыла его, он пришел в себя от холода, задержал дыхание и, работая руками, начал подниматься на поверхность. Он бил руками по воде, пытаясь вслепую доплыть до столбов, на которых держались мостки. Пьяный или трезвый, он не позволил бы себе утонуть, думал Чарли. Но если на него уже подействовал снотворный порошок и он не пришел полностью в сознание, такое вполне могло случиться.