Белладонна - [12]

Наконец-то я вижу, что холодный зеленый блеск в ее глазах хоть немного смягчается. Только потому, что я упомянул о ребенке.

— Кто эта женщина с ним? — спрашивает она.

— Давняя школьная подруга его дочери. У нее нелады с мужем, она приехала отдохнуть от него. Вскоре она уезжает домой, в Англию, к семье. Сам факт, что он заботится о подруге своей покойной дочери, многое говорит о его характере.

— Может быть, тут дело не только в характере, — цедит она.

— Не каждый богач непременно плох, — говорит Маттео.

— Если мы хотим получить помощь, мы должны для начала хоть кому-то поверить, — продолжаю я. — Как ты поверила нам. Там нас никто не найдет.

— Если только он не один из них.

— Он не из них. Поговори с ним. Он не похож на них. — Я опустился на колени у ее ног, в позе униженного просителя, каков я и есть. — Послушай меня, милая. Если ты хочешь начать жизнь заново, тебе нужно подлечиться в таком месте, где ты будешь чувствовать себя в безопасности. Понимаю, как тяжело думать об этом и тем более говорить, но на свете существуют люди, которые щедры, великодушны и не желают другим зла. Он хочет помочь тебе. Дозволь ему это, прошу тебя. Если ты сделаешь ему добро, оно вернется в виде помощи как раз тогда, когда ты будешь в ней нуждаться.

— Я не желаю никого прощать, — сухо говорит она. — Я не нуждаюсь в жалости. И во мне ее нет.

— Да, но в Леандро есть. Я знаю, что могу многому научиться у него, если он согласится учить меня. И Маттео тоже. Кроме того, если нам не понравится в его палаццо, мы всегда можем уехать. Просто поговори с ним, и все. Мы оба будем с тобой. Послушай, что он скажет. Посмотри, понравится ли он тебе. Потом будем решать.

Она отталкивает меня и в сердцах хлопает по руке.

— Встань, — говорит она. — Пока я не передумала.

* * *

На следующий день мы все сидим у источника, потягиваем горьковатую минеральную воду и всем телом впитываем тепло. Лоры нигде не видно, и, когда к нам подходит Леандро, я боюсь спросить, виделся ли он с мистером Дрябли. Я машу ему, он, как обычно, раскланивается и присаживается рядом со мной. Он достает из кармана большое кольцо из желтой резины и протягивает ей.

— Подарок от жены деревенского механика, — сообщает он. — Говорит, это полезно, когда режутся зубки.

Ариэль удивленно смотрит на него, я беру у него кольцо, чтобы ей не пришлось касаться его пальцев. Не забыть бы сказать графу наедине, чтобы не делал неожиданных жестов. Она кивает с благодарностью.

— Не стоит, — говорит он. — Как только рождается ребенок, вам никогда уже не избавиться от бремени любви, царящей в вашем сердце, даже если у него режутся зубки и он плачет всю ночь напролет.

Она прочищает горло, но не может произнести ни звука.

— Расскажите о вашей дочери. Если вы не против, — быстро подсказываю я. Я знаю, именно это сказала бы Ариэль, будь она способна говорить.

— Если вам угодно, — отвечает он и искоса смотрит на Ариэль.

Она кажется очень маленькой и жалкой, как потерянное дитя, и мое сердце трепещет от сострадания. Леандро откидывается на спинку и прикрывает глаза.

— Ее волосы были почти такого же цвета, как у вас, но глаза — темно-карие, почти черные, — говорит он. — Она тоже любила отдыхать на водах. Ее любимым курортом был Стабиане, потому что это ближе всего к Помпее. Она была очарована руинами древнего города и верила, что наша семья происходит от рода Менандра, потому что, когда я достиг совершеннолетия, мой отец подарил мне золотые монеты и небольшие статуэтки. А ему эти вещи передал его отец. Она любила историю, моя Беатриче. Больше всего ей нравились греческие легенды об оракулах. Благодаря им она и познакомилась с Лорой, хотя та была на пять лет младше. Они жили в школе-интернате в Швейцарии, и моя Беатриче пожалела эту девочку, потому что та была такой застенчивой, одинокой, все время плакала, скучала по маме. Каждый вечер Беатриче садилась у постели маленькой белокурой Лоры и рассказывала легенды. Они вселяли в нее мужество. Она была удивительным ребенком.

Вдруг Ариэль встает, подходит к Леандро и, не говоря ни слова, протягивает ему маленькую Брайони. От изумления я теряю дар речи. Она никогда не разрешала брать своего ребенка на руки никому, кроме Маттео и меня.

Он поднимает на нее глаза, молча берет Брайони на руки и нежно целует мягкую прядь белокурых, чуть рыжеватых волос на голове малышки. Та уютно устраивается у него на коленях. Не будь этот джентльмен таким сдержанным, я уверен, у него на глазах выступили бы слезы.

Ариэль ошибалась. У нее все еще хватает сил пожалеть мужчину.

* * *

Маттео с Брайони, как всегда, ушли искать бабочек в парке, а мы сидим на нашем обычном месте.

— Оракулы никогда ничего не объясняли, — говорит ей Леандро. — Они говорили загадками. А уж слушатель должен был сам расшифровать смысл их слов и поступать так, как сочтет нужным.

Мои предчувствия тоже никогда ничего не объясняют. Если я доверяюсь им, они меня не подводят. Наверное, во мне воплотилась древняя мудрая жрица. Вот так посчастливилось — приютить в себе душу девственницы-весталки.

— В коридоре у меня стоит мраморный барельеф — Ахилл на пути в Трою. В одном городе произошла большая битва, и Ахилл ранил копьем местного царя. Рана никак не заживала, и Ахилл спросил совета у оракула. Жрица сказала, что он достигнет Трои только в том случае, если царь, которого он чуть не убил, согласится его туда отвести. — Леандро пробежался пальцами по тросточке. — Царь тоже посоветовался с оракулом, и ему сообщили, что он, раненый, должен исцелить того, кто его ранил. В этом вся суть легенды. Раненый может исцелить врага, который его ранил.