Бельканто - [86]

Видеть ее каждый день, стоять возле дома на тротуаре вместе с огромной толпой и слушать ее пение – разве не чудо?

– Мне кажется, – наконец выдавил из себя Месснер, – это может продлиться еще очень долго.

Гэн следовал за ними, как вышколенный дворецкий, почтительный, но готовый к услугам по первому требованию. Он слушал. Месснер сказал «очень долго». Он подумал о Кармен, обо всех языках, которые могла бы выучить смышленая девушка. Да, заниматься ей придется очень долго.

Заметив троицу, Рубен бросился им навстречу, торопясь, пока охранники его не заметили.

– Месснер! – возгласил он. – Это просто чудо! Я вас ждал, ждал, и вот! На ловца и зверь бежит! Как там наше правительство? Уже нашло мне замену?

– Ну что вы, как можно, – успокоил вице-президента Месснер. Роксана отпустила его руку и сделала шаг к Гэну. Месснеру тут же стало как будто холоднее.

– Нам нужно мыло, – быстро тараторил вице-президент. – Всякое. Банное, хозяйственное, туалетное.

Месснер слушал его рассеянно. Ему хотелось поговорить с Роксаной еще. И Гэна им никакого не нужно: Месснеру теперь даже сны снились на английском языке. Когда еще им представится случай побыть наедине!

– Посмотрим, что я смогу сделать, – рассеянно пробормотал он.

Рубен вспылил:

– Да что с вами, я же просто прошу мыла!

– Да-да, конечно, завтра будет мыло, – пришел в себя Месснер. Откуда вдруг в его голосе взялась такая мягкость? Месснеру очень хотелось вернуться домой, в Швейцарию, где почтальон, который не знал о нем ровным счетом ничего, каждый день приносил ему почту и клал ее в нужный ящик. Ему хотелось снова стать никому не нужным, незаметным, неизвестным. – Ваше лицо наконец зажило.

Кажется, вице-президент и сам почувствовал неуместность своего раздражения – как можно ругаться из-за мыла с другом, несущим такую ношу! – и слегка дотронулся до своего лба.

– Я думал, уже никогда не заживет. Шрам ужасный, да?

– Выглядите, как герой! – заверил его Месснер.

– Я буду говорить, что получил его от вас. – Рубен весело заглянул в водянистые глаза Месснера. – Что у нас с вами случилась поножовщина в баре.

Месснер подошел к двери и поднял вверх руки. Беатрис и Хесус, охранявшие двери, тщательно осмотрели его и охлопали – от прикосновения девичьих рук Месснеру стало неловко. Точно так же они поступили, когда он пришел. Он не мог понять, почему эту процедуру надо производить не только на входе, но и на выходе. Что он мог отсюда вынести тайком?

– Они думают, что вы можете украсть мыло, – сказал вице-президент, как будто читая его мысли. – Им непонятно, куда оно девается, – сами-то они им не пользуются.

– Марш назад на диван! – приказал ему Хесус.

Вице-президент и так уже хотел вздремнуть и без дальнейших препирательств отправился в гостиную. Месснер вышел из дома, ни с кем не попрощавшись.

* * *

Роксане не давали покоя мысли. Она думала о Месснере: казалось, он скорее предпочел бы сам оказаться заложником, чем нести тяжкое бремя единственного человека, которому разрешено входить и выходить из этого дома. Она думала о романсах Шуберта, об ариях Пуччини, о выступлениях, которые она уже пропустила в Аргентине, о выступлениях, которые она пропустит в Нью-Йорке. Договориться о Нью-Йорке стоило таких усилий, эти выступления были так важны для нее, – правда, Роксана поздно это поняла. Она думала о том, что ей петь завтра в гостиной. Снова Россини? Но больше всего она думала о господине Хосокаве и о том, что с каждым днем становится все более зависимой от него. Если бы не он, она наверняка потеряла бы рассудок уже в первую неделю после захвата. Но, с другой стороны, если бы не он, она бы никогда не приехала в эту страну. Ее бы просто сюда не позвали. Жизнь так и катилась бы ровно, словно поезд, строго по расписанию: Аргентина, Нью-Йорк, визит в Чикаго, потом снова в Италию. А теперь пришлось притормозить. Она думала о Кацуми Хосокаве, который сидит у окна и слушает ее пение. Как так получается, что можно полюбить человека, с которым нельзя даже поговорить? Теперь она верила, что все это совпало не просто так: его день рождения, и то, что подарком на этот день рождения по сути стала она, и то, что они оказались теперь запертыми в этом доме, причем так надолго. Как иначе они бы встретились? Как иначе могли бы узнать друг друга двое людей, говорящих на разных языках, живущих в разных концах мира? Никак, если только не располагать невероятным количеством свободного времени, чтобы просто сидеть вместе и вместе ждать. Но прежде всего ей следует позаботиться о Кармен.

– Вам ведь знакома Кармен? – обратилась она к Гэну, когда они возвращались в маленькую гостиную, чтобы досмотреть шахматную партию. Она специально остановила его посреди коридора, подальше от дверей, чтобы задать этот вопрос.

– Кармен?

– Я знаю, что вы ее знаете. Я видела, как вы с ней разговаривали.

– Разумеется. – Гэн почувствовал, как в груди его что-то оборвалось, и теперь отчаянно пытался унять сердцебиение.

Но Роксана на него не смотрела. Взгляд у нее был рассеянный, словно певица устала. Был только полдень, но утренние репетиции часто утомляли Роксану. Охранники даже разрешали ей поспать днем. Если Кармен в это время не дежурила, Роксана отыскивала ее, брала за руку и вела к себе в спальню. Ей лучше спалось, когда рядом была Кармен. Девушка была лет на двадцать ее моложе, но в ней было что-то такое, что умиротворяло Роксану, помогало сохранять присутствие духа.