Белинский - [19]

, 235–236). В «Руководстве к всеобщей истории Фридриха Лоренца» Белинский снова утверждает, что человечество развивается не по прямой линии и не зигзагами, а спиральными кругами. В этом движении по спирали имеют место и повороты «не вверх, а вниз», но они нужны лишь для того, «чтобы очертить новый, более обширный круг и стать в новой точке, выше прежней…» (3, 6, 94). В истории, говорит Белинский, бывают «попятные движения назад», но лишь для того, «чтобы с большею силою ринуться вперед» (3, 6, 94). Они относятся к отдельным странам, а не к человечеству в целом, так как все пережитое народами хоть и не возрождается, но и не исчезает без следа, а остается для жизни и сознания последующих поколений.

Итак, по Белинскому, движение по спирали означает прогрессивное движение, переходы к более «обширным кругам», к «новой точке, выше прежней». В противоположность гегелевской консервативной системе русский мыслитель выдвигает положение о беспредельном развитии человечества по восходящей линии: «Развитие человечества есть беспрерывное движение вперед…» (3, 5, 235). Белинский утверждает, что жизнь человеческого общества неисчерпаема. Неистощимо и познание людей, а также искусство, которое «неисчерпаемо и неистощимо, как сама действительность» (3, 6, 90). В отличие от Гегеля, который относит расцвет искусства к прошлому, Белинский считает, что оно будет развиваться безгранично. Мысли критика о диалектическом характере отрицания, о развитии по спирали помогают ему в постановке (если не в решении) насущных вопросов русской жизни. Он ищет предпосылки будущего развития России в ее прошедшем и настоящем.

О развитии диалектического метода Белинского свидетельствует эволюция его взглядов и на некоторые другие философские категории. Внимание критика привлекает проблема единичного, особенного и всеобщего. Его суждения по этому вопросу противоречивы. Как диалектик, Белинский подчеркивает единство этих категорий. Но, отдавая дань объективному идеализму, он в этот период выдвигает всеобщее на первый план: «Все общее есть источник и причина существования всего особного и частного» (3, 5, 311). Это звучит совсем по Гегелю. Но в противоположность немецкому идеалисту, для которого всеобщее есть идея, духовное начало, Белинский видит в нем связь реальных явлений. Он говорит, что в природе от минерала и былинки до человека общим является род или вид, который сосредоточивает в себе признаки, общие множеству единичных предметов или существ. Вместе с тем каждый род находит свое выражение в этих единичных предметах и существах. Эти высказывания Белинского подчеркивают, что, с его точки зрения, всеобщее и единичное в природе взаимосвязаны. То же он видит и в истории человеческого общества. Он требует от историка умения «возвыситься до созерцания общего в частном» (3, 7, 53).

Особенно большое значение категории единичного, особенного и всеобщего имеют, по мнению критика, для искусства. С ними у него тесно связано понимание проблемы типического. Разрабатывая эстетические вопросы, критик приходит к выводу, что без единичного и особенного не может быть и всеобщего. Он резко осуждает искусствоведов, утверждающих, будто предметом подлинного искусства может быть не временное, отдельное, а лишь «вечное» и «безусловное». В противовес им Белинский выдвигает диалектическое положение, имеющее общефилософское значение: «вечное» выражается во времени, «безусловное» ограничивается формой проявления, «бесконечное» делается доступным созерцанию в конечном. Он считает, что отрицать это — «значит смотреть на „вечное“ и „безусловное“ как на отвлеченные понятия, чуждые всякого содержания, как на логические построения, лишенные всякой жизненности» (3, 6, 585). Это суждение Белинского по существу направлено не только против представителей русской реакционной эстетики; оно знаменует начало борьбы против «логических построений» объективного идеализма.

Примером того, как совершенствовался метод Белинского, является эволюция его взглядов на необходимость и случайность. Утверждая, что все существующее развивается по законам «непреложной необходимости», он никогда не отрицал случайность и говорил, что его понимание развития «допускает и случайность и произвол» (3, 7, 53). На предыдущих этапах своих философских исканий Белинский просто противопоставлял случайность необходимости. Он отождествлял необходимость с разумностью, а случайность — с бессмысленностью (см. 3, 3, 212). Затем он высказал мысль, что случайность иногда принимает характер необходимости (см. 3, 3, 438). И наконец, он приходит к выводу, что необходимость и случайность нельзя противопоставлять, что необходимость проявляется в различных случайных формах. Характерна в этом отношении его маленькая, но замечательная рецензия на сочинение Ф. Ансильона (см. 3, 4, 273–275). Разбирая вопрос о реформации, Белинский высмеивает рассуждения автора о том, «что бы случилось, если бы не сделалось так, как сделалось», и не было бы Лютера. Русский мыслитель доказывает, что реформация была исторической необходимостью, что она была вызвана развитием среднего сословия и городов, открытием Америки, изобретением пороха и книгопечатания. Появление же даже такого великого человека, как Лютер, было случайностью: и без него реформация неизбежно совершалась бы, хотя, возможно, и в другой форме. «…Форма событий всегда случайна… но