Беличий Песок - [48]

Собственно, именно так они и собирались сделать. Майра, а тем более белкачи, отцокались что раз уж стоит, то и сами сходили бы на вынос; однако Хем подробно обцокал, что это не наш метод и где одному делать нечего, двое точно не справятся. Как выяснилось, Майра и прочие родичи лично оттащили в Глыбное два мешка овса в счёт Кучи Корма для пропушиловцев… точнее, трясов. Это на самом деле означало, что самим им овса может не хватить и придётся налегать на грибы. Хем словно увидел разом, как тысячи, тысячи тысяч таких мешков, кульков и связок дерева собираются с необъятных лесов Кишиммары и Листвянки, как ручейки, впадающие в речки, которые затем собираются в широченные потоки и несут свои воды к морю.

Четвёртая лопата

Прошло ещё полтора года, прежде чем трясины начали окончательно собираться для устройки разноса. Бурые пытались продвигаться вглубь лесов, но это давалось им плохо: ихние же, сбежавшие от шняжеских порядков, безжалостно воевали с ними. Продвигаться удавалось только сводя лес на нет, но к счастью сдесь почти всегда стояла сырая погода и тайга горела очень нехотя, так что выжечь большие площади вандалы не сумели. К этому времени, когда на реках сошёл лёд, трясины уже подтягивались к местам погрузки, а сверху по течению грызи сплавляли плоты, также загодя заготовленные: на них, пользуясь мостками, вкатывали бронеящики, катапульты и прочую тяжёлую пуханизацию. Как это обычно бывает у белок, при этом они не особо скучивались, дабы не мешать друг другу; например Репская трясина, каковой по-прежнему заведовали Хем-Дара, грузилась на восемь больших плотов рассредоточенно, так что растянулись на несколько килошагов; самые тяжёлые вещи — четыре бронеящика и две катапульты — подтащили к берегу ещё раньше, по снегу, так что теперь оставалось сплавить причал, закрепить его и по нему вкатывать. Телеги устанвливали посередь плота и закрепляли, чтоб не скатилось; вокруг наваливали мешки припасов, закатывали более лёгкие тупянки и устраивали места для сидения пушей. Делать это следовало аккуратно, особенно при закатывании ящика — сорвись плот с упоров, бултых в воду. Чувствуя это, грызи почти все собрались посмотреть, как грузят первый ящик, и действовали соразмерно увиденному.

Небо было чистейшее голубое, но солнце ещё грело слабовато, река булькала водой, пока ещё мутноватой из-за конца паводка. Четыре здоровенных плота стояли у берега на привязи, и грызи уже сидели на них, ибо по самому берегу грязь, а грязь нынче холодненькая. Это вызывало некоторое беспокойство Хема, так как он не знал доподлинно, когда высохнет грязь там, на севере. Высаживаться и идти по такому грунту было бы крайне нехрурно. Впрочем, с этим ровным счётом ничего не поделаешь, так что и беспокоиться не стоило. Также некоторую озабоченность вызывали рассказы о больших бурских лодках, шаставших в море возле города и по реке. Как следовало из отцоков, лодки эти ходили на вёсельном ходу, а при надобности гребцы бросали вёсла и брались за луки. Обсудив этот момент с пушами, приняли решение набросать на плоты еловых веток воимя маскировки — так по крайней мере не будет сразу видно катапульты и ящики, и противник не сразу сообразит, что делать. Были опасения, что бурые могут поставить орудия на берега, но для них это было бы бесполезно — ширина Большой в устье почти полтора килошага, так что достаточно отойти подальше.

Утряся все подобные вопросы, а также погрузив вооружение и себя на плоты, трясина отбыла в дорогу. «Причал», длинный плот с подпорками снизу, позволявшими ему стоять на дне, также вытащили на чистую воду и сплавляли вместе со всеми, ибо пригодится при высадке. Мимо медленно поплыли берега — леса, поля, заболоченные низины, овраги и косогоры.

— Рраспушались с кисточками уши! Хвост огромный жутко пуховой! Выходила да на берег пуша, на высокий на берег крутой!..

С подпеванием подобного фольклора и периодическим ржачем, перекатывающимся по плотам, трясина двигалась к своей цели без никаких лапных усилий — могучая река сама тащила их, оставалось только править так, чтобы не сносило к берегам.

— Тык, — цокнул Хем, глазея вперёд по реке, — Ещё день, а там и. Надо бы.

— Да, надо бы, — кивнула Дара, — А то мало ли. Кстати ты про что?

— Про разведку, — хохотнул грызь, — Негоже впирать столько пушей неизвестно куда. А ты про что?

— Про то же.

— Жжом. Так, сделаем вот что. Возьмём ещё пару пушей и сплавимся на место вперёд всех. Выберем площадку. Как стемнеет отсигналим стрелой, так и выгрузимся ночью или до утра, чтоб втихорька.

— Стрелу будет видно на пол-Кишиммары, — заметила белка.

— Точно, — почесал ухи Хем, — Тогда обратно, если там есть бурые — даём стрелу, а нет так нет.

Сей оперативный план был изложен трясине, и наутро все плоты встали на привязь к берегу, в то время как четверо отправились дальше на взятой предусмотрительным грызем лодке — не «лайке», а обычной деревянной скорлупе, которая не текла, хотя бы. Леса по берегам становилось всё меньше, стали заметны россыпи камней, а впереди замаячило море. Надо уцокнуть, что грызи хоть и слышали подробные описания о том что такое море, вид водной глади до горизонта потряс их немало. Спохватившись, они зарулили к берегу и дальше пошли лапами, спрятав лодку — если сдесь тусовались бурые, совершенно не хотелось мозолить им глаза. Забравшись на довольно высокий утёс, возвышавшийся над рекой, пуши смогли окинуть взглядом чуть не всю местность, какая им была интересна — и равнины между морем и лесом, и устье Большой, и чернеющее пятно на побережье — городище. Если приглядеться, через равнину вились нитки дорог, сходившиеся как раз туда.