Белгравия - [4]

Служанка вышла. Джеймс не смог сдержать улыбки.

– Ты делаешь мне выговор, что я строю планы, не соответствующие моему скромному положению, а сама отсылаешь служанку с таким видом, словно ты сама герцогиня.

– Надеюсь, ты шутишь, – ощетинилась Анна.

– А что такого? Что ты имеешь против герцогини Ричмонд?

– Ровным счетом ничего по той простой причине, что абсолютно ее не знаю, так же как и ты. – Анне захотелось внести нотку реальности в этот абсурд. – Именно поэтому мы не можем позволить себе навязываться бедной женщине и занимать в переполненном бальном зале места, которые по праву следовало бы отдать ее друзьям.

Но Джеймс был слишком возбужден, чтобы так легко спуститься с небес на землю.

– Ты ведь не всерьез это говоришь?

– Еще как всерьез, но ты же и слушать не станешь!

Она оказалась права. Охладить пыл мужа не было никакой надежды.

– Анни, да такой шанс выпадает раз в жизни! Только представь: там будет герцог! Даже два герцога, если уж на то пошло. Мой командир и муж нашей хозяйки.

– Вот именно.

– И сам принц Оранский! – Он замолчал, переполняемый восторгом. – Джеймс Тренчард, начинавший свою карьеру за прилавком на рынке Ковент-Гарден, готовится танцевать с настоящей принцессой!

– Не вздумай никого приглашать на танец! Ты только поставишь нас обоих в неловкое положение.

– Ладно, там видно будет.

– Я не шучу. Хватит уже того, что ты подзуживаешь Софию.

Джеймс нахмурился:

– Ты напрасно сомневаешься, у мальчика вполне серьезные намерения. Я уверен.

– Что за глупости! – с раздражением замотала головой Анна. – Какие бы намерения у него ни были, он не пара нашей Софии. Что касается выбора супруги, то тут лорд Белласис себе не хозяин, так что ничем хорошим эта история закончиться не может.

С улицы послышался грохот, и Анна выглянула на балкон, дабы узнать, что там происходит. Окна ее спальни выходили на широкий и оживленный проспект. Внизу мимо дома маршировали несколько солдат в алых мундирах, и солнечные лучи сверкали на расшитых золотом галунах.

«Как странно, – подумала Анна, – все вокруг говорит о неминуемом сражении, а мы обсуждаем предстоящий бал».

Она вернулась в комнату.

– Поживем – увидим, – продолжая разговор, заявил Джеймс, упорно не желавший расставаться со своими иллюзиями. У него на лице застыло выражение обиженного четырехлетнего ребенка.

– Имей в виду, если из-за всей этой чепухи, которую ты внушаешь Софии, она попадет в беду, винить во всем я буду только тебя.

– Договорились.

– А заставлять несчастного молодого человека выпрашивать у тетушки приглашения – это донельзя унизительно.

Джеймс потерял терпение:

– Тебе не удастся расстроить наш визит! Я этого не позволю!

– Мне и не нужно ничего делать. Все расстроится само собой.

На этом разговор и закончился. Рассерженный Джеймс помчался переодеваться к обеду, а его жена позвонила в колокольчик, снова приглашая к себе Эллис.

Анна была недовольна собой. Она не любила ссор, но история с приглашением на бал угнетала ее. Миссис Тренчард была вполне довольна жизнью. Они разбогатели, достигли успеха, с ними искали знакомства в деловом сообществе Лондона, но Джеймс упорно стремился все поломать, постоянно желая еще большего. Теперь ее силком затолкают в бесконечную анфиладу комнат в доме, где их семью не любят и не ценят. Ей придется вести разговоры с людьми, которые втайне – а может, и открыто – их презирают. Если бы не непомерные амбиции супруга, они бы жили в спокойствии и взаимном уважении. Примерно так думала Анна, в то же время прекрасно понимая, что мужа ей не остановить. Джеймса никто на свете остановить не в состоянии. Такова уж натура этого человека.

За многие годы, прошедшие после бала у герцогини Ричмонд, об этом событии было столько всего написано, что постепенно оно приобрело роскошь и торжественность, присущие церемонии коронации средневековой королевы. Рассказы об этом вечере встречаются в различных художественных произведениях, он послужил сюжетом для множества картин, причем каждое новое его изображение непременно становилось помпезнее предыдущего. Так, на полотне Генри О’Нила 1868 года этот бал проходит в просторном дворцовом зале, очерченном рядом огромных мраморных колонн; помещение до отказа заполнено сотнями гостей, которые буквально рыдают от горя и ужаса и выглядят красочнее кордебалета в театре Друри-Лейн. Как это часто бывает с ключевыми моментами истории, в реальности дело обстояло совсем иначе.

Ричмонды приехали в Брюссель отчасти из соображений экономии, желая сократить повседневные расходы, проведя несколько лет за границей, а отчасти – чтобы продемонстрировать солидарность с герцогом Веллингтоном, их давним другом, который организовал здесь свой штаб. На самого Ричмонда, бывшего солдата, была возложена задача руководить обороной Брюсселя, если произойдет худшее и враг нападет на город. Герцог согласился. Он понимал: работа эта по большей части тыловая, но и ее надо кому-то выполнять, и Ричмонду приятно было осознавать себя частью военной машины, а не праздным наблюдателем. Последних в городе и так ошивалось предостаточно.

Дворцов в Брюсселе в ту пору было немного, и бóльшая часть их оказалась уже занята, так что Ричмонды поселились в доме, который раньше занимал модный каретный мастер. Дом этот находился на рю де ла Бланшиссери, что с французского буквально переводится как Прачечная улица, отчего Веллингтон окрестил новое жилище Ричмондов Банным домом. Герцогине шутка пришлась по душе меньше, чем ее мужу. Помещение, которое мы бы сейчас назвали торговым залом каретника, представляло собой просторный сарай, расположенный слева от парадной двери, и попадали в него через небольшой кабинет, где некогда клиенты обсуждали с мастером обивку кареты и прочие дополнительные детали. Третья дочь Ричмондов, леди Джорджиана Леннокс, в своих мемуарах называет эту часть дома предбанником. Помещение, где раньше выставлялись готовые экипажи, оклеили обоями с изображениями роз на шпалерах и после этого зал сочли подходящим для бала.