Бельэтаж - [24]
Для вашего удобства – – – Мы установили не загрязняющие окружающую среду сушилки для рук, чтобы уберечь вас от угрозы распространения инфекционных болезней через использованные бумажные полотенца.
Этот быстрый и гигиеничный метод позволяет тщательнее сушить руки и избегать обветривания – – – кроме того, в туалетных комнатах не накапливаются использованные полотенца.
В углу этого программного заявления компания печатала мелкую греческую буковку, в профиль похожую на гамбургер – символ движения за охрану окружающей среды, тот самый символ, который в седьмом классе я вырезал из зеленого сукна и наклеил на пять белых нарукавных повязок. Мы с четырьмя друзьями повязали их, когда вооружились мешками и вышли собирать мусор на Милберн-стрит возле школы (собрали на удивление мало, но почувствовали дыхание исполинского города, переполненного мусором) во время празднования первого Дня Земли, кажется, в 1970-м или 1971 году. Но разве охрана окружающей среды имеет какое-то отношение к причинам, по которым в «Уэнди», куда я зашел 30 сентября 1987 года (переписать инструкцию, и в то же время посчитать, по моим прикидкам, до шестидесяти, чтобы убедиться, что теплый воздух дует ровно тридцать секунд), установили в мужском туалете сушилку? Нет. Помогает ли ответственный, заботящийся об экологии посетитель туалета экономить электроэнергию, которую вырабатывают, сжигая полезные ископаемые? Нет – никакой кнопки отключения, чтобы сократить тридцатисекундный цикл просушивания, предусмотрено не было, следовательно, меня вынуждали разбазаривать земные богатства. Действительно ли сушка рук предотвращает обветривание? Сухой воздух? Быстро ли он действует? Медленно. Более тщательно? Нет, менее. Оберегает ли нас сушилка от инфекционных болезней? Подхватить грипп, нажимая теплую, металлическую, общедоступную кнопку сушилки, гораздо проще, чем выхватывая из диспенсера стерильное полотенце, к которому еще не прикасалась человеческая рука, старательно вытирая им руки насухо и выбрасывая в корзину. Опомнись, «Всемирная»! Авторитетный и гражданственный тон этой фальшивки возмутителен! Как ты допустила, чтобы твои маркетологи штамповали подобия рекламных объявлений 90-х годов XIX века, вроде тех, что отпечатаны на пластмассовых столах в «Уэнди» и восхваляют патентованные средства и электрические медные браслеты? Ты продаешь машины для нагревания воздуха, которые исправно работают уже несколько десятилетий – простое, вполне оправданное средство, позволяющее ресторанам быстрого питания экономить на бумажных полотенцах. Так и говори, или вообще умолкни.
Но гораздо важнее трафаретного надувательства тот факт, что, заменив бумажные полотенца сушилкой с ее неподвижной воронкой, рестораны и кафе, вооруженные краснобайством «Всемирной Корпорации», делают вид, будто бумажным полотенцем можно только вытирать руки. А вот и нет, вот и нет! Полотенце необходимо, чтобы стряхивать с рукавов замеченные в зеркало брызги и крошки еды, чтобы до блеска полировать стекла очков, чтобы умыться и вытереть лицо, в конце концов. Если в жаркий полдень в комнате, где из-за сушилки стоит духота, у вас вспотеет лицо, и вы решите освежиться, прежде чем заказать свое излюбленное классическое блюдо, чем вы будете обтираться? В отчаянии, истинном и неподдельном, какое испытывал и я, вы воспользуетесь туалетной бумагой. В туалетах с сушилками для рук туалетной бумаги расходуется столько, что некоторые менеджеры, еще недавно думавшие, что хитроумно снизили затраты, заменив полотенца сушилками, впали в другую крайность и установили гигантские, размером с автомобильную шину, рассчитанные на сотни тысяч листов диспенсеры в каждой кабинке. Несмотря на это, туалетная бумага плохо приспособлена для выполнения функций, не входящих в узкий список традиционных. Заходишь в кабинку, набираешь целую охапку бумаги (при условии, что кабинка свободна) и несешь ее к раковине. Стоит только теплой воде попасть на бумагу, она тут же увядает прямо в руках, превращается в полупрозрачную кашицу. Подносишь к лицу эту мокрую плазму, клочки которой липнут к щекам и бровям; затем снова плетешься за бумагой, чтобы вытереться насухо – но, увы! – пальцы сырые, так что при попытке отмотать туалетную бумагу от громадного, состоящего из сотен тысяч листочков рулона торчащий кончик просто распадается прямо в руках и рвется преждевременно. Решаешь высушить лицо горячим воздухом, оглядываешься, соображая, куда бы выбросить размокшее бумажное месиво, и обнаруживаешь, что корзина для мусора отсутствует. И ты швыряешь бумагу в угол, где уже образовалась целая куча, или яростно стряхиваешь ее в уже забитый унитаз.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».