Белее снега, слаще сахара... - [10]

Нет ничего проще миндальных пирожных — тесто делается из яичных белков, миндальной муки, ложки самой лучшей пшеничной муки и сахара. Вкусно, сладко, по-новогоднему волшебно. И очень просто. Надо что-то другое. Наверняка, мастер Римус приготовит такие заварные, что впору будет их золотом украшать. Надо, чтобы наши пирожные получились не хуже.

Посетителей не было, и госпожа Блумсвиль не заглядывала, но я не запирала лавку, а продолжала сидеть, уставившись перед собой. Постепенно сгустились мягкие зимние сумерки, я слышала, как фонарщик прошел мимо, разговаривая с дворником, а потом зажегся фонарь — оранжевым приглушенным светом.

Вздохнув, я наконец-то встала со скамейки, чтобы зажечь лампу, и в это время дверной колокольчик звякнул.

В лавку ввалился Филипп, таща на закорках мешок.

— Принимай муку! — сказал он весело. — Твой хозяин не поскупился, взял целый мешок. Отличная мука, сам молол! Слушай, я ведь чуть не спятил, когда король велел тебя схватить! Это что было такое?! Он свихнулся?

— Поставь муку возле ларя, — сказала я, думая о своем. — Всего лишь недоразумение. Маленькое, досадное недоразумение.

Филипп поставил мешок, но не ушел, а старательно отряхивал от муки рукавицы.

— Мастер Лампрехт не заплатил на месте? — спросила я. — Ты деньги ждешь?

— Нет, он заплатил, — ответил Филипп, засовывая рукавицы за отворот рукава полушубка. — Я вот тут подумал, Мейери…

— И я тоже подумала, — перебила я его. — Завтра мы с хозяином должны предоставить в замок две сотни пирожных. И мне надо выспаться и все приготовить. Закрою-ка я лавку пораньше.

— Мейери! Почему ты меня никогда не слушаешь?!

Я и глазом не успела моргнуть, как Филипп оказался рядом и обхватил меня за талию, прижав к себе.

— Вот мы здесь одни, — сказал он тихо и хрипло, — и ты, и я… Может, теперь ты сможешь сказать прямо…

— Флипс, не занимайся ерундой, — рассердилась я напоказ, пытаясь разжать его руки. — Мы сто раз с тобой говорили! У меня катастрофическое неприятие свадеб! Я каждую неделю по десять штук их обслуживаю! Вот стану совладелицей «Пряничного домика»…

— Так долго ещё ждать, — Филипп притиснул меня к стене, прижав мои руки, чтобы не вырывалась. — Мейери, я ведь только о тебе и думаю…

— Сейчас как огрею противнем по голове — думать будем нечем, — пообещала я ему. — Не зли меня, очень прошу.

— Тогда хотя бы поцелуй, — зашептал он жарко и наклонился ко мне.

— Да ты с ума сошел! — я перепугалась уже по-настоящему. — Нас же с улицы увидят! Ты что делаешь-то!

— Один поцелуй!.. Тебе жалко, что ли?

— Хорошо, — я подставила щеку. — Целуй — и уходи. Ты пьяный, наверное. Проспись.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня, попытался поймать губы, а я вырывалась и так отворачивалась от него, что чуть не свернула шею.

И в это время колокольчик снова зазвенел, а дверь стукнула, пропуская кого-то.

Филипп отпрянул от меня, я сделала шаг за прилавок, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы, потом подняла глаза на посетителя — и застыла, прижимая ладони к вискам.

В лавку «Пряничный домик» вошел его величество король Иоганнес Бармстейд, собственной персоной.

Только одет он был не так, как подобает королю — не в бархат и дорогие меха, а в волчий полушубок и шапку-треух, вроде тех, что носят дровосеки. Боюсь, даже принцесса Маргрет не признала бы братца в таком наряде.

Король смотрел то на меня, то на Филиппа, и взгляд становился всё мрачнее и мрачнее..

6

Первым очнулся Филипп и сразу перешел в наступление.

— Что вы так глазеете, господин? — сказал он с вызовом, конечно же, не узнав короля. — Это моя невеста, к вашему сведению!

— Флипс!.. — ахнула я, но Филипп и не подумал остановиться.

— И не надо есть ее глазами, — заявил он, не давая мне слова вставить, — она вам не по зубам. Хотели что-то купить? Приходите завтра, лавка уже закрыта.

— Прекрати, — дернула я его за рукав. — Никакая я тебе…

— Невеста? — переспросил король, снимая рукавицы и бросая их на прилавок — в знак того, что уходить не собирается. — В самом деле?

— В самом деле! — передразнил его Филипп. — Забирайте ваше барахло, — он указал на брошенные рукавицы, — и уходите!

Но король недобро усмехнулся и пристально посмотрел на меня:

— А я уверен, что барышня с удовольствием меня обслужит. Ведь так?

Это прозвучало весьма двусмысленно, и я залилась краской, раздумывая, как бы половчее ответить, только Филипп не стал ждать и бросился драться.

Первый удар пришелся в пустоту — король увернулся без видимых усилий, и второй удар тоже не достиг цели, хотя Филипп метил королю в скулу. Я чуть не грохнулась в обморок, представив, что будет, если у его величества Иоганнеса появится хотя бы царапинка. Но терять сознание не было времени, потому что Филипп, промахнувшись кулаками, весьма недвусмысленно посмотрел на лавочку, на которой обметали сапоги посетители.

— Остановитесь немедленно! — воскликнула я, становясь между мужчинами. — Вы что устроили?!

— Я устроил? — изумился король. — Так и знал, что эта кондитерская — преотвратное место, если покупателей здесь встречают тумаками.

— Вас никто не ударил, не преувеличивайте, — осадила я его и повернулась к Филиппу: — А ты — угомонись. Иначе пожалеешь.