Белая ворона - [5]

— Какая кошка?

— Спроси у Давыдовой. У нее прошлый раз кошка съела сочинение.

— Я пошутила, — сказала Алена. — Скучно же так учиться, если пошутить нельзя, мяукнуть разочек… Мяу!

В классе заулыбались.

— Ну, помяукай, Давыдова, помяукай, — сказала насмешливо учительница. — Мы подождем.

— Мяу, — сказала обиженно Алена, не вложив в это ни своего умения мяукать, ни кошачьей страсти.

Класс тем не менее пришел в восторг. Анна Федоровна скупо улыбнулась, подождала, когда стихнет смех, сказала:

— Веселья у нас хватает. — Она подошла к Алене, взяла со стола тетрадь: — Тихо, Куманин, разошелся. Сам не написал, так послушай, как другие пишут (нашла нужное место): «Образ Пьера Безухова по цвету — квадратный, темно-синий с красным. Образ Бориса Трубецкого узкий, серый…»

В классе дико захохотали. Алена тоже засмеялась.

— Вот именно, Давыдова, самой смешно, — сказала Анна Федоровна. — Как это тебе удалось увидеть, что Пьер Безухов квадратный по цвету?

— Это не я увидела, это Лев Толстой увидел.

— Квадратный по форме, Давыдова, а не по цвету. А между «узкий» и «серый» — запятая. Это уже моя ошибка. Сама исправишь, или мне исправить?

— Все равно. Хотите, исправляйте.

— Если я исправлю, тройка будет.

— Пожалуйста… И какой русский не любит быстрой езды. Птица-тройка!..

Она не стала дальше продолжать. Анна Федоровна унесла тетрадь. Алена посмотрела ей в спину и отвернулась, чтобы не смотреть, чтобы не видеть эту некрасивую училку в свитере. «Такие всегда остаются без мужей», — мстительно подумала она.

Анна Федоровна исправила отметку, положила тетрадь на край стола.

— Возьми.

Алена смотрела в сторону, не могла пересилить в себе неприязни. Раиса Русакова поспешно встала, взяла тетрадку, положила перед подругой. Алена оттолкнула от себя тетрадку локтем.

— Ну, это мы сделали, — сказала учительница. — Перейдем к следующему. Кто у нас не написал? Куманин? Ну, иди к доске, Куманин, расскажешь своими словами.

— Что?

— Иди отвечать. Встань!

Валера Куманин поднялся.

— Чего отвечать?

— К доске иди. Здесь и поговорим.

Валера вышел к доске, всем своим видом, походочкой показывая, что он все равно ничего не знает и нечего его вызывать. Отвернувшись от учительницы, он смотрел в окно, гримасничал одной половиной лица, подмигивая классу.

— Ну, хватит, — сказала Анна Федоровна, — отвечай урок.

— Без магнитофона не могу.

При упоминании о магнитофоне учительница с досадливым любопытством посмотрела на мальчишку. Валера отвернулся, глупо засмеялся.

— Не надоело на истории играть?

— У нас не было сегодня истории, — крикнул Мишка Зуев. — Во!

— Так что, скучаете? Соскучились по научно-технической революции, Куманин?

— Я тоже соскучился, — крикнул Мишка Зуев. — Честно!

— Тихо! Какой у нас сегодня беспокойный дежурный. — Анна Федоровна приподнялась над столом и тут же опустилась снова на стул, посмотрела на Валеру Куманина: — Отвечать будешь?

— Напомните, что вы задавали.

— Ты зачем сюда ходишь, рыбынька? Куманин, Куманин… Ладно, садись.

— Банан будете ставить?

— Ничего я тебе ставить не буду. Напиши сам в дневнике: «Я плохо учусь» — и дай прочитать родителям.

Валера вернулся на свое место, сел, положил руки на парту и стал смотреть в сторону. Анна Федоровна ждала, никого не вызывала. Она уже понимала, что сделала ошибочный ход, но отступать не хотела.

— Написал?

— Не буду я писать. Что я, дурак — сам на себя писать. Что я — рыжий?

— Напишешь. Ты у нас не рыжий, ты у нас курносый. Только учиться не хочешь. Родители об этом должны знать.

Анна Федоровна поднялась, строго посмотрела на Валеру и мельком на ребят. Взгляды были враждебные, стена непонимания, неприязни. Почему? Он же плохой ученик, плохой товарищ. Она знала: многие не любят Валеру Куманина.

— Пиши! Не тяни время.

— У меня ручки нет.

— Дайте ему кто-нибудь ручку.

Никто не пошевелился. Учительница взяла со стола свою ручку, подошла к Валере.

— Вот тебе ручка. Пиши!

Валера озлобленно посмотрел на нее снизу вверх.

— А вы напишите, что плохо преподаете.

Сказав это, он отодвинулся на самый край, столкнув сидящую рядом с ним тихую девочку Свету Пономареву. Та чуть не упала, оперлась о стену, выпрямилась и стояла теперь у стены, не возмущаясь действиями Валеры, выжидая с молчаливым любопытством, что дальше будет. Анна Федоровна яростно смотрела некоторое время на Валеру. Щеки у нее подрагивали от неприязни к этому толстозадому злому мальчику.

— Встань! — крикнула она. Но это было не совсем то, чего она хотела. — Вон из класса!

Валера не осмелился выйти в проход, где стояла учительница. Светка посторонилась, и он полез вдоль стены, вытирая своим не по-мальчишески толстым задом штукатурку. Анна Федоровна шла по проходу параллельно с ним.

— Значит, не нравятся тебе мои уроки, рыбынька?

— Я правду сказал.

— Мы не «рыбыньки», — подала голос с «Камчатки» Маржалета, Маргарита Кравцова.

Анна Федоровна резко обернулась. Она хотела спросить у этой грудастой девицы: «А кто же вы?», но не спросила, ученики действительно не «рыбыньки». Называть их сейчас «рыбыньками», как она это привыкла делать, было бы глупо. Но что-то надо было ответить, а она не знала что. Она вздохнула и ничего не сказала. А Маржалета, видя растерянность учительницы, поднялась, одернула платье на груди и боках и, наклонив голову, проговорила, словно перед ней была мать или подруга: