Белая стена - [41]

– Тебе и учиться незачем. У тебя есть корова.

– Две коровы, я же сказал. Купил двух коров, а сегодня куплю еще одну на те деньги, что унесу отсюда.

– Для невинных младенцев всякий ветер – попутный, – посмеивается старик.

– Хоть бы это нам помогло, – заключает Ромуалдо, в то время как Испанец торопливо сдает карты.

Пальцы у него дрожат. Зе Мигел сосредоточенно насвистывает фанданго, затем бросает:

– Пока мы не открыли карты, ставлю две бутылки пива. Кто мужчина, тот не откажется.

– Три, – отвечает Испанец досадливо.

– Договорились! Три бутылки пива и пять монет вдобавок.

– Заметано!

Зе Мигел берет свои карты, медленно делит на две стопки, как всегда, и улыбается с безразличным видом. Может, он и проиграет. Ставит на трефового туза, на этот раз выкладывает карту на столешницу мягко, осторожно. Противник следит за ним, стараясь понять выражение его лица. Зе Мигел велит принести сигарету, облизывает кончик с медлительностью знатока, сует в угол рта, но закурить не торопится.

Во тьме гудит сирена какого-то судна.

И сразу же всеобщее внимание отвлекается от игры; все пытаются разгадать, что означает этот сигнал, посланный с рыбачьей лодки на берег, но старик успокаивает собравшихся: не происходит ничего такого, что их касается. Улова можно ждать только к рассвету.

Около стойки разгораются страсти: кучка рыбаков отчаянно спорит, предмет спора – доля выручки, причитающаяся членам артели. Шкипера хотят получить побольше, хозяева не против, но считают, что разницу надо покрыть за счет общего заработка экипажа. Несколько человек предлагают самое святое средство, чтобы исцелить их от прожорливости: давайте останемся на берегу, пускай всю работу делают шкипера и хозяева, а после пусть все поделят между собой.

Шум действует на нервы Антонио Испанцу; в результате он пошел не с той карты, хочет взять ход обратно. Ромуалдо категорически против: игра идет на деньги, а деньги никому легко не даются, в карты играть – не коз пастил

Зе Мигел закуривает сигарету. У него отсутствующий вид, может, это притворство, а может, он и в самом деле думает о чем-то другом, что больше его занимает.

Может, о счетах за бензин, которые он предъявляет вдове раз в две недели и в которых не все чисто, потому что он вошел в сговор со служащим бензоколонки, где заправляются автофургоны Розинды: Зе Мигел сделал вклад в банке, ему хочется, чтобы сумма росла побыстрее. Нет, не то. Может, о тайном союзе, который он заключил с Ирией – теперь у нее свое место на рынке, и он подбрасывает ей лишней рыбы: всегда можно недовесить, не заметить ошибки, сплутовать при расчете, потому что ему приходится две трети разницы, а на зарплате да на премиальных далеко не уедешь. Нет, не то. Может, о последнем своем разговоре со вдовой, когда она сказала, что собирается купить малый автофургон, чтобы развозить рыбу по деревням Трас-ос-Монтес, и предложила ему войти в долю – возьмется он вести торговлю? Или приобретет в рассрочку новенькую машину и возьмет все на себя одного? Нет, не то. Может, он думает обо всем этом сразу, а еще о том, как бы разозлить Антонио Испанца. Антонио Испанец дал маху, пошел с трефовой тройки, а мог выдать малый козырь, как-никак пятнадцать очков.

– Пускай пойдет с другой карты. В первый раз ведь…

– Игра есть игра, – наставительно говорит Зе Ромуалдо, не понимая намерений Зе Мигела.

Зе Мигел знает, что Испанец не принимает поблажек, но потому-то и предлагает дать ему поблажку – пускай все видят, на ком лежит вина за все, что может произойти между ними обоими в любое время.

– Мне потачки не нужны, раз ход сделан – значит, сделан, – обрывает Антонио голосом, режущим, как наточенное лезвие.

– Я-то в этом ничего худого не вижу и потачкой не считаю. Мне все равно… Если проиграю ставку, не обеднею. Не такой уж безденежный. Клади свою карту.

– Сказано – нет. Дважды одно и то же не повторяю.

– Твое дело, – заключает Зе Мигел, выпуская неторопливо колечки дыма.

Его противник проиграл два очка и нервничает. Заказывает три порции пива, швыряет монету в пять эскудо на стол перед внуком Антонио Шестипалого и чехвостит старика – не сделай он такую глупость, не выложи козырный туз раньше времени, можно было бы взять Ромуалдо голыми руками. Шико Балайо, старый рыбак, не остается в долгу, отвечает едко и, пересчитав карты, отодвигает колоду: он здесь не для того, чтобы грызться с друзьями.

Болельщики тоже взбудоражены, их так и подмывает спровоцировать игроков на что-то необычное, но что именно – могут решить только Зе Мигел и Испанец, и игрокам передается возбуждение окружающих.

Зе Мигел сдает карты спокойно (он один знает, что делается у него внутри), одну за другой, веером, перевернул козырную, как только Испанец разбил колоду, уже известно, что в козырях черви, и, в то время как остальные торопливо собирают карты, каждый на свой лад, Зе Мигел отрывается от игры, чтобы стряхнуть кучку пепла с кончика сигареты, а затем снова сует ее в угол рта и пожевывает в подражание сеньору Пруденсио, у которого он подглядел эту привычку.

– Четыре пива и пять мильрейсов! – предлагает Антонио.

Зе Мигел делает вид, что не слышит или не обращает внимания, и продолжает сдавать потихоньку-полегоньку, карту одному, карту второму, не торопясь, облизывая кончик указательного пальца и потирая им о большой, а левым глазом косится в сторону Испанца, ждет от него внезапной вспышки, хотя и не знает, в чем она выразится. Три бутылки пива подвинул поближе к себе, чтобы противник не забыл о своем проигрыше раньше времени; каждое движение продумано, оно часть маневра, который Зе Мигел разрабатывает флегматично и с угрюмым видом. Антонио Испанец раздражается еще сильнее. Потирает себе щеки, дергает кепку за козырек и принимает решение: