Белая смерть - [26]

Наш водитель, которого звали Хансен, был серьезным человеком, постоянно имевшим вид хмурый и озабоченный, как, впрочем, и подобает человеку, занятому важным делом. Его мрачные голубые глаза и выпяченная нижняя губа показывали, что он не занимается всякой чепухой, он был на стороне здравого смысла, противником всяческих романтических глупостей. Однако он сам находился далеко от своей родины, сидел за баранкой грузовика в Дешт-и-Кавир. Он был европейцем того типа, который я часто встречал в Азии, – смущенный романтик.

Я уверен, что такие люди, как Хансен, оставляют свою скучную родину под влиянием некоего неосознанного побуждения – ради жизни под синим небом и горячим солнцем среди смуглого или чернокожего народа. И все было бы прекрасно, но многие из этих людей, выросшие в атмосфере буржуазной морали, голого утилитаризма и здравого смысла, не могут принять ужасающей простоты своих желаний. Поэтому они скрывают свои мечты от мира и от самих себя. Они говорят о высоком заработке, потому что этот довод неоспорим, и мирятся с грязью азиатских городов, плохой пищей и скукой. Они расскажут вам, как хорошо будет вернуться домой. Но, конечно, смущенные романтики вроде Хансена никогда не возвращаются домой. Они под тем или другим предлогом продолжают свои скитания по залитому солнцем театру своей мечты.

Во всяком случае, такая у меня теория. Поведение Хансена, кажется, подтверждало ее, потому что он сначала захотел присоединиться к нам, а потом стал думать о нашем деле вообще.

Он спросил о нашей работе, но Дэйн сказал ему только то, что мы ведем совместное с иранским правительством расследование. Дальнейшие расспросы ничего не прояснили, и Хансен остался явно недоволен этим. Поскольку его командировали в эту поездку, он хотел ясности. А так как ответы Дэйна были слишком туманны, он начал изобретать собственные объяснения.

– Ну ладно, – сказал он. – Это все достаточно очевидно. Вы из ЦРУ, верно?

– Нет, – сказал Дэйн. – Я не имею к ним никакого отношения.

– Это вы так говорите, – возразил Хансен. – Секретность прежде всего, верно? Но где секретность, там, сразу видно, есть что прятать.

– Правда?

– Ну конечно! Я полагаю, что ваше дело как-то связано с Россией. Вы в ЦРУ всегда занимаетесь Россией. Вероятно, вы хотите разузнать о ракетах в Центральной Азии или поднять восстание в Туркменской Республике. Я угадал?

– Нет, – ответил Дэйн.

– Уверен, что угадал. Может, вам это неизвестно, но вообще-то в мире не приветствуют такую провокационную деятельность. Этот «У-2», десант на Кубу... Когда вы прекратите это безобразие? Вы нас всех втянете в ядерную войну. И кто тогда будет победителем? Нет, вы мне скажите – кто?

Дэйн тяжко вздохнул. Швед сказал:

– Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Я хотя и человек западной культуры, но с Россией мне делить нечего. Это понятно или как?

– Да, – сказал Дэйн.

– Так почему вы продолжаете придерживаться этой опасной тактики?

Дэйн закрыл глаза, потом открыл их и обронил:

– Политика.

– Политика?

– Конечно, – произнес Дэйн подозрительно мягко. – Учитывая сложившуюся политическую ситуацию, я не вижу, как мы можем действовать иначе. Единственная наша надежда – что результаты будут стоить риска.

– Так вы все-таки из ЦРУ! – торжествующе воскликнул Хансен. – И вы здесь для того, чтобы шпионить и подстрекать!

– Только не в Иране, – твердо заявил Дэйн.

– Конечно же не в Иране. Но вот в Туркменской Республике...

– Там готова почва для революции, – сказал Дэйн.

– Правда?

– Да это известно всякому мало-мальски информированному человеку. Я не выдам тайны, напомнив вам о восстании, которое месяц назад произошло в Таджикской Республике. Может быть, вы читали о нем в газетах. Менее известны, но отмечены в заслуживающих доверия международных журналах волнение в Синкьянге и неурожай в Киргизской Республике. Припомните еще о беспорядках в Западной Гоби, которые вызвало Монгольское Народное Движение за Независимость, а также о кочевниках-тюрках в горах Тянь-Шаня. И что мы имеем, учитывая все это?

– И что же?

– Превосходную возможность поднять мятеж по всей Центральной Азии, – важно проронил Дэйн.

Хансен нахмурился и закусил губу.

– Мятеж... Но это может вызвать всеобщее термо ядерное побоище.

– Ну, мы так не думаем, – утешил его Дэйн.

– Но вы не можете быть полностью в этом уверены!

– Не разбив яиц, омлета не сделать, – с нездоровым смешком проговорил Дэйн. – Кроме того, если усиление военной напряженности окажется неизбежным, мы всегда сможем предложить русским несколько концессий.

– И какие же концессии вы можете им предложить? – спросил Хансен.

– Ну, я не вправе вам это открыть, – ответил Дэйн. – Это государственная тайна, вы же знаете. Но я полагаю, что вы читали Клаузевица.

– Нет. А что он написал?

Дэйн хихикнул и пояснил:

– Клаузевиц определил нейтральную страну как ту, которую можно отдать врагу без смущения.

– Это ужасно! – возмутился Хансен. – Но я полагаю, что вашим союзникам есть что сказать насчет этого.

– Полагаю, что так. Если мы им позволим.

Настало молчание. Потом швед изрек:

– Я не могу поверить, что вы настолько циничны. Заставить замолчать ваших союзников...