Белая сирень - [6]
Явился, не запылился! Чего встал, проходи! Сколько в Москве, а весточки не подал.
Иван. Да мы контриков добивали. По суткам не спамши. А ты почем знаешь, что я в Москве?
Марина. Как не знать, когда ты на грузовике мимо нашего дома катаешься!
Иван. Верно, мать честная! Проезжали мы тут. Чего же не откликнулась?
Марина. Это Сергей Васильевич тебя видел. Он дежурил…
Иван. А я его не признал. Куда все подевались?
Марина. А ты нешто к ним в гости пожаловал?.. Уехали! На гастроли!
Иван. Это куда же?
Марина. В Швецию.
Иван. К буржуям? Бежали, значит. Как крысы с тонущего корабля.
Марина. Ладно врать-то. Не на сходке.
Иван. Опять ты за них заступаешься?
Марина. Поехал человек с концертами. Что ему тут с голоду умирать?
Иван. Как народ, так и он… Чем он лучше?
Марина. Он — Рахманинов. Таких, как мы, тринадцать на дюжину, а таких, как он…
Иван. И одного нет!
Марина. Выматывай! А то дежурного позову.
Иван. Валяй! Он у меня сразу назад в мамку запросится!
Марина. Эх, грубило! Ладно, герой, жрать хочешь?
Иван. Люблю тебя, Марья! Всю жизнь по тебе тоскую! А все из-за этих… Заели они твой век.
Марина. Опять за свое. Картошек сварить?
Иван. И поджарить можно, я сальце принес. (Достал сверток, отдал Марине.) Теперь ты вольная птица! Так что собирайся и — айда!
Марина. Это куда же?
Иван. Домой! В Ивановку. Посылают меня на родину, революцию доделывать.
Марина. А я-то зачем?
Иван. Хорошее дело! Жена должна жить при муже. Мы завтра окрутимся и на вокзал.
Марина. Никуда не поеду. Мое место здесь!
Иван. Чего тебе тут делать! Мышей сторожить?
Марина. Не мышей, а имущество. Квартиру. Только отвернись — мигом все растащат!
Иван. Может, хватит, Марина? Ну, служила людям — ладно, но нельзя же барахлу служить. Нельзя жизнью жертвовать из-за ложек, поварешек. Неужто я тебе дешевле, чем их шмотки?
Марина. Не в шмотках дело. В доме. Должен быть дом, чтоб люди вернулись.
Иван. О себе хоть немножко подумай!.. И обо мне. Стареем мы! Сейчас еще можно семью заложить, а дальше что?
Марина. Богом тебе клянусь, как вернутся, я приеду к тебе, где б ни был ты!
Иван. Господи! Две любви были у меня за всю жизнь: ты и революция. А я только революции нужен, с ней и останусь. Думал, вдвоем поедем, но к тебе разве достучишься?
Марина. Ты давно достучался, Ваня! Считай, что я поехала с тобой. Только другим поездом… А сейчас не томись понапрасну. Я постирушку затеяла, давай грязное белье, и самого тебя помою.
Растерявшийся было Иван осмелел, снимает с себя доспехи — кожаную куртку, пулеметные ленты, кирзовые сапоги…
Звучит финальная музыка — этюд № 4 (образ дороги, несущейся сказочной тройки-птицы).
Конец I акта
Справа — место действия Рахманиновых (его квартира, и сцена, и номера в гостинице, и т. д.). Слева — все, что касается российских сцен (вход в подмосковную квартиру, сцены отступления Красной Армии и, наконец, сцена под Сталинградом). Звучит этюд № 4 (образ дороги — сказочной тройки-птицы).
Ведущий (на фоне музыки). Началась изнурительная, выматывающая работа, не оставляющая времени для творчества. Любитель налаженного, прочного быта лишился точки прикрепления к земной тверди. Его дом был на колесах, как у цыгана, хотя кибитка имела вид комфортабельного пульмановского вагона и тащил ее мощный локомотив, а не заморенная лошаденка. Лос-Анджелес, Атланта, Филадельфия, Бостон, Чикаго. Приехали, отыграли концерты и снова в путь. В безостановочной гонке минуло десятилетие. Недолгий отдых Рахманиновы проводили в Швейцарии.
Этюд № 4 затихает, звучит 3-я часть Элегического трио (образ душевного смятения, отчаяния).
Вид на берег озера. За чайным столом Рахманинов и Наталья Александровна.
Рахм. Кажется, я нашел, что нужно. Прекрасный вид, кругом вода. Правда, говорят, место дождливое. А разве в Ивановке не шли все время дожди?
Наташа. Я вижу, тебя не перестало тянуть к земле?
Рахм. (пропуская мимо ушей). Наш дом будет называться Сенар — Се-ргей, На-таша, Ра-хманиновы.
Наташа. Ты верил, что успех придет к тебе так быстро?
Рахм. Успех? Ты хочешь сказать — деньги? Ведь им я нужен только как пианист. Рахманинов-композитор их мало интересует. Боже мой, я совсем ничего не пишу… За несколько лет я не создал ни одного оригинального сочинения. Я как изгнанник, лишившись музыкальных корней, традиций, родной почвы, потерял желание творить… потерял самого себя.
Наташа. Музыка придет, Сергей, это период акклиматизации.
Рахм. Откуда она возьмется? Из вони бензозаправочных, ритмов джаза, размашистых объятий и ледяного холода?.. Прости, Наташа, из меня выветрились остатки хорошего воспитания. Может, это тоже издержки акклиматизации? Когда она пройдет?
Наташа. Пройдет… Если не станет ностальгией.
Рахм. Это исключается! Ивановки больше не существует!
Наташа. Ты ошибаешься! Ивановка есть, только это уже другая Ивановка.
Рахм. Нашей Ивановкой станет Сенар!
Наташа. Не обольщайся, мой друг. Никакое место на свете не станет для тебя Ивановкой.
Рахм. Как у Бунина:
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Вниманию читателей предлагается сборник произведений известного русского писателя Юрия Нагибина.
Вниманию читателей предлагается сборник произведений известного русского писателя Юрия Нагибина.