Он ошибся? Или сумел сделать то, что сам для себя полагал невозможным? Или понял всё-таки, что многомирие бесконечно в своих ветвлениях и есть, обязательно есть такая ветвь, в которой всё, абсолютно всё получается так, как…
Я поднял аппарат и набрал знакомый уже номер. Я должен был хотя бы сказать «спасибо».
— Мне нужно поговорить с Олегом Николаевичем, — попросил я, когда кто-то из секретарей ответил на звонок,
— К сожалению…
— Это говорит Манцев, его старый друг и коллега, я только что у него был и хочу…
— К сожалению, — повторил серый, как дождь за окном, голос, — это невозможно. Олег Николаевич скончался вскоре после вашего ухода.
Как — скончался? Он же был совершенно здоров и прекрасно себя чувствовал, когда…
— Не понимаю, — пробормотал я. — Как это…
— Сейчас у нас полиция, — сообщил секретарь. — Наверно, они захотят поговорить и с вами, вы были последним посетителем. Минут через десять после вашего ухода…
— Ну же!
— Олег Николаевич выбросился из окна. А у нас…
— Шестой этаж, — закончил я.
«Вот и всё, — думал я. — Вот и всё. Сдвинул белую штору…»
Дождь кончился. Я мчался в аэропорт на предельно разрешённой скорости. В девять часов мне нужно быть в больнице. У Иры. У моей Иры.
Всё-таки я оказался прав: число склеек ограничено. Олег доказал это — теперь уже точно. Он говорил, что ничего не может сделать со своей судьбой. Конечно. Кроме одного: прервать её. И только в этом случае та ветвь моей судьбы, где Ира умерла, могла склеиться с другой ветвью, где она осталась жива.
Продолжить чью-то ветвь можно, обрубив другую. Закон сохранения. Олег знал…
Зачем он это сделал? Он же ненавидел меня! Должен был ненавидеть. Я бы на его месте…
Да, а как бы поступил я, зная, что есть лишь один способ?.. Я теоретик. Олег занимался практикой. Он умел то, о чём я мог только догадываться. Или вычислять.
Я увеличивал скорость и больше не смотрел на спидометр.
Я знал, что всё у меня — у нас с Ирой — будет хорошо.
Как мне теперь жить, зная это?
Рисунки Майи Медведевой.