Белая Русь - [6]

В сердцах гетман Януш Радзивилл думал: пропади они пропадом, Украина и антихрист Хмель! Там нет земель радзивилловских. Пускай о ней пекутся пан Потоцкий и канцлер Речи Посполитой пан Ежи Осолинский. Гетман палец о палец не ударил бы, если б уверен был, что тут, на Белой Руси, будет все-спокойно. Януш Радзивилл понимает, что с Русью воевать придется рано или поздно. А прямая дорога на Москву не через киевские земли идет, а по Белой Руси.

Посланник папы Иннокентия X Леон Маркони привез приятную весть. Ватикан обещал прислать на нужды войны двести тысяч талеров. Если обещал — пришлет. И папе Хмель стал костью в горле. Отправляя Леона Маркони, папа тряс лысой тяжелой головой и грозился, что силой заставит попов принять унию. Да, там, в Риме, на словах сделать это весьма просто. А вот здесь… До встречи с канцлером Ежи Осолинским нунциуш Маркони побывал у саксонского кюрфюста Фридриха. Тот клялся, что так же не терпит Хмеля, и дал согласие нанимать в его землях ландскнехтов, если в том будет необходимость. А необходимость такая, очевидно, будет. Кроме Гомеля, в лесах под Оршей, Меньском и Слуцком бродят харцизки целыми шайками, нападают на маентки и предают огню маемость…

Гремят хлопуши, и красные искры, словно огненный дождь, летят на землю. В глубине парка и вдоль аллей полыхают факелы. Тихо играет музыка.

От реки потянуло ночной прохладой, и гетман Януш Радзивилл заметил, как слегка вздрагивали полные, круглые плечи пани Марии-Луизы.

— Прошу гостей в замок, — предложил Януш Радзивилл.

По натертому, сверкающему паркету пани Мария-Луиза ступала, как по тонкому льду. И на паркете, словно в зеркале, отражалось ее роскошное платье из черного фалюндыша — первосортной венецианской ткани. Она села в глубокое венское кресло и положила красивые смуглые руки на подлокотники, обитые бордовым бархатом. В бриллиантовом ожерелье, в дорогих перстнях, отделанных сапфиром и жемчугом, в золотых браслетах переливались и горели искорками десятки свечей, которые были расставлены в серебряных канделябрах. С мрачных полотен, одетых в дорогие французские багеты, смотрели на нее сморщенные старики в широкополых шляпах с перьями, усатые рыцари в латах и стыдливо улыбающиеся полуобнаженные дамы.

Канцлер Ежи Осолинский замер у кресла в голубом камзоле, искусно отороченном черной глянцевой тафтой. Манжеты камзола утопали в пене белоснежных кружев. Канцлер протянул руку к маленькому столику, отделанному слоновой костью, и поднял серебряный кубок. В кубке искрилась мальвазия.

Вслед за канцлером подняли кубки Януш Радзивилл, пастор Ольха. Щелкнул каблуками пан Лука Ельский, и серебряные шпоры тихо звякнули.

— Hex жые Речь!

— Hex жые!..

— За здрове пани Марии-Луизы!..

Поднимали кубки за папу Иннокентия X, за ясновельможного пана канцлера, за скорую и славную победу над Хмелем.

Ступая на цыпочках, к гетману подошел адъютант, прошептал:

— Срочная депеша, ваша мость, — отойдя, окаменел в ожидании приказания.

Януш Радзивилл сморщился и повел седеющей бровью.

— От кого?

— Из Полоцка… Капрал Жабицкий… ваша мость.

— Буду читать завтра.

От шума и смеха, от выпитой мальвазии у, гетмана Радзивилла утром болела голова. Потирая тонкими белыми пальцами виски, спросил у адъютанта:

— Откуда, говоришь, депеша?

— Из Полоцка.

— Что там?

— Капралу велено вам в руки, ваша мость.

В кабинете было душно, и Януш Радзивилл показал на окно. Адъютант распахнул створки. Гетман широко вдохнул утренний, еще колкий воздух и сел на круглую подушку из малинового сафьяна. Он старался восстановить в памяти весь разговор с канцлером Ежи Осолинским. О чем же он говорил? Ах, да! Кажется, все о том же. Канцлер, как и он, твердо убежден в том, что Русь не готова к войне с Речью Посполитой, но через год-два положение может измениться. И уже с намеком: он, канцлер, будет не против, если Януш Радзивилл попытается вступить в тайный разговор с русским царем. Януш Радзивилл, словно прицеливаясь, прищурил глаз: о землях своих в Ливонии думает пан канцлер. Туда руки тянет и московский царь. Да, думал об этом и Януш Радзивилл. Может быть, и решился бы на такой шаг гетман, если б знал, что государь московский согласится на тайный разговор. Нет, не согласится. Царь против панства не будет. А иезуитов-католиков на своей земле тоже не потерпит.

Недавно папский нунциуш Антоний Поссевино предлагал от имени папы объединение церквей с сохранением греческих обрядов, просил высылки из Москвы лютеранских пасторов и позволения прислать вместо них католических. Просил разрешения строить на Руси костелы. Царь выставил для поцелуя руку. На том и кончился разговор…

Поджал губы Януш Радзивилл. Раздулись и побелели ноздри. Снова потер виски.

— Вечером чтоб капрал был здесь.

Когда день пошел на убыль, за капралом Жабицким примчался нарочный его ясновельможности. Капрал к этому времени смыл дорожную пыль и расчесался. В кабинет входил с замирающим сердцем. У двери щелкнул каблуками и, приподняв подбородок, вытянулся.

Польный гетман распечатал пакет, приставил к глазам окуляры. Прочитав, повернулся к лысому, сухопарому, с земляным лицом. Из-под мохнатых бровей сухопарого пана настороженно смотрели влажные покрасневшие глаза. Януш Радзивилл поднял руку и потряс хрустящей бумагой.