Белая Русь - [131]

Рано утром пан Поклонский был на ногах. Стоял хмуро, поглядывая в сторону ворот. Всякие мысли шли в голову: а может, повесили того мужика с письмом и ждать ответа нечего? А может, еще пишут и советуются? Мужицкое войско тоже смотрело на город. И вдруг на виду у всего полка на стене мелькнула фигура человека и скатилась с трехметрового вала. Вскочив, человек бросился бежать к реке. Пан Поклонский понимал, что это не ответ на письмо, а беглец.

Наконец человек добежал до деревни. Его повели к Поклонскому. Когда Алексашка посмотрел на беглеца, ахнул и протянул руки.

— Петька!

Петька Косой хотел было броситься к Алексашке, но, увидев пана Поклонского, опустился на колени и, задыхаясь от радости, затараторил:

— Шановный пане, шановный пане! Ждут в городе русское войско, не дождутся. Чернь ликует и молит бога, чтоб быстрее пришли… Рады сдаться на имя царское!..

— Не кричи, а говори тише! — прервал Поклонский Косого. — Не глухой. Отвечай, не пришла подмога городу?

— Нету войска, шановный… Королевский урядник только с драгунами на стенах.

А через половину часа про Петьку Косого забыли: ворота раскрылись, пропуская мужика. Он принес ответ полковнику Поклонскому.

Поклонский читал письмо и хмурил брови. Королевский урядник сообщал, что ему, Поклонскому, он сдавать города не будет, а сдаст его войску царскому на милость государя. Поклонский скомкал письмо и бросил в костер. У Поклонского мелькнула мысль штурмовать ворота. И если б было хоть пятьдесят мушкетов, решился бы на штурм. Кроме того, через день или два под город придет воевода Воейков. Тщеславие толкало Поклонского на стены, а страх поражения не давал ступить шагу из Печерска. Теперь осталось только одно: ждать воеводу. Мужики, ни разу не побывшие в бою, обрадовались тому, что штурм откладывается, и целый день провалялись на траве.

Вечером снова задымили костры и пошли разговоры о казаках. Положив голову на седло, Алексашка лежал на спине и смотрел в густое, звездное небо. Степка начал снова рассказывать про баталии. Алексашка не слушал. Думал о Поклонском. Уже месяц живет с ним бок о бок, а понять пана полковника не может. И, самое главное, не видит душу его. Скрытая она и недоступная до его, Алексашкиного, ума. Племянник его, пан Вартынский, этот виден. На чернь смотрит люто… Алексашка приподнял голову, прислушался. Степка рассказывал:

— Тогда атаман Золотаренко сказал: ползи, Фонька, к стене…

— Как звали мужика? — спросил Алексашка.

— Фонькой.

— А что было перед этим?

— То было, что задумали казаки прорыть ход к стене под землей, подложить бочонок пороху и подорвать стену. Копали недели, может, со три. Когда осталось до стены метров пять, прорвало откуда-то воду и затопило ход. Опечален был Золотаренко: столько надежд строил и все рухнули. А черкасы его супокоивают: не бедуй, батько! Стену все равно разметем… Ждали только густой ветреной ночи. На ту ночь взялся Фонька подкатить бочонок к стене и взорвать его. Скоро выдался случай. Гудел ветер. В траве и листьях деревьев шуршал дождь. В бочонок казаки заделали фитиль, выкатили его. И сказал атаман Золотаренко: ползи, Фонька, к стене…

Алексашка поднялся, подошел к костру.

— Ну, рассказывай, что дальше…

— Пополз Фонька, толкая впереди себя бочонок. Мы сидим, не дышим, ждем. Время медленно тянется. Гадаем, сколько часу надобно, чтоб поджечь фитиль. Наконец приполз Фонька, а бочонок не рвется. Догадались, что погас фитиль, примоченный дождем. Тогда Фонька положил за пазуху сухой конец и снова пополз к стене.

Алексашка не вытерпел:

— Скажи, была у того Фоньки кличка?

— Какая кличка? — не понял Степка.

— Кликали его Фонька Драный нос.

— Не слыхал такой клички. Фонька да Фонька, — вспоминал Степка. — Говорил он, что не раз был сечен панскими батогами, а последний раз саблей. Говорил, что заговорен от смерти. Потому не имеет страха… А ноздри впрямь были дырявые…

— Он! — вырвалось у Алексашки. — Рассказывай дальше!..

— Лежим, значит… Ночь темная, сырая. И разом будто солнце вспыхнуло, высветлив все окрест. И ухнуло так, что казалось, небо свалилось на землю. Со стены в ночь ударили мушкеты, загремели пушки. Постреляло панство и затихло. А мы ждем: нет Фоньки да нет. Потом слышим, стонет кто-то в поле, зовет. Поползли казаки и приволокли Фоньку. А ему ядрой ноги отбило.

— Как же попал он? — удивились мужики. — Ночь густая была…

— Случаем попал… Негаданно… Приволокли Фоньку. Лекарь туда-сюда, а что он сделать может, ежели ноги отшибло. Исходит мужик кровью. Его перевязывали тряпьем. Нечто тряпка удержит кровь? Под утро подошел к Фоньке атаман. Фонька говорит ему: «Бывай, батько!.. Бывайте, браты! Бейте панов, говорит, добывайте себе волю…» Утром Фонька помер. Поховали его по-казацки: в лесу насыпали курган шапками…

Поднял Степка голову и увидел, как скатилась у сотника слеза и запуталась в редкой русой бороде.

Алексашка поднялся и побрел между костров. Вышел к Днепру. Долго стоял над обрывом. Думал и надеялся, что встретятся еще. Думал, как возьмет царь Белую Русь под свою руку, вернутся в Полоцк. Не выпало Фоньке Драный нос. Упал Алексашка в траву и, обхватив голову руками, заплакал, как бывало в детстве…