Белая Россия. Народ без отечества - [20]

. Он был одним из видных анти-большевицких политиков, личным врагом Сталина. Понятно, что в его убийстве обвинили большевиков, но доказательства не нашли. Однажды Рамишвили в сопровождении своих друзей шел на собрание грузинских эмигрантов. Вдруг из-за угла выскочил мужчина, раздались пистолетные выстрелы. Рамишвили скончался на месте, один из его друзей был тяжело ранен. Убийцей оказался грузин Чануквадзе, утверждавший, что застрелил Рамишвили по личным мотивам — якобы из-за того, что Рамишвили опозорил его на фабрике, где Чануквадзе работал. Этот довод звучал неубедительно, но кроме такого объяснения у сурового грузина ничего добиться не удалось. Его казнили, но до сих пор никто не знает, кто стоял за этим убийством.

Рамишвили, Петлюра и Милюков — самые знаменитые эпизоды терроризма в эмиграции. Нет предела вражде среди беженцев. Когда слова не помогают, они прибегают к кулаку и даже к ножу. Европейская полиция теряется в догадках, пытаясь понять, что происходит. Но эмигранты немногословны, и их внутренняя борьба выражается для европейцев в непонятной и таинственной форме. По сегодняшний день европейцам трудно понять, что за зло было сотворено внутри самой России и как оно откликнется на берегах Шпрее или Сены.

В Европе и Азии нет городов без русских эмигрантов. Везде — на широких аллеях, в узких переулках, прокуренных заведениях и на собраниях эмигранты могут следить друг за другом, дабы в нужный момент опозорить и даже побить противника. Они хватаются за оружие, так как десятилетия назад их враг где-то в далекой стране имел противоположные политические взгляды.

Глава XI. Судьбы эмигрантов

Далеко не все эмигранты — политики, партнеры с корыстолюбивыми европейцами, генералы и террористы. Основная масса эмигрантов уехала из-за того, что уехали их соседи. За границей они стали выписывать эмигрантскую прессу, ругать безбожных большевиков, считая свой гражданский долг выполненным. Когда увезенные ими средства кончались, они становились водителями, официантами, музыкантами или слугами, не считая при этом себя изгоями и отверженными. Снобизм эмигрантов требовал даже нескольких месяцев работы официантом для приличия. Но никто не желал задерживаться на этом посту. Попытки эмигрантов пробиться составляют самые лучшие страницы их истории.

Например, один бывший гвардейский офицер с помощью последней визитной карточки умудрился проникнуть в приемную одного видного банкира. Здесь беженец заявил, что ранее он занимал должность директора крупнейшего петербургского банка. В действительности его связь с русским банком сводилась лишь к наличию текущего счета. Однако банкир ему поверил. Два дня кряду «эксперт» эмигрант сидел перед кипой непонятных ему бумаг. «Трудно было в первые дни, — рассказывал он позднее, — но когда я узнал, где надо ставить подпись, все наладилось». Свои первые промахи он объяснил особенностями банковой системы в России. Но позже он научился многозначительно кашлять, звучно произносить слово «биржа» и предлагать сигары клиентам. На руководящей должности он продержался до тех пор, пока… банк не лопнул.

Один из обнищавших коллег офицера-банкира нашел другое прибыльное дело. Он накупил кур и, начал их обучать, взял в аренду крохотный участок близ дороги где-то в окрестностях Парижа. Эмигрант так их надрессировал, что куры, завидев авто, сразу же бросались под колеса. В среднем в день гибло не менее пяти куриц. Каждый раз бывший офицер бросался к авто, проливая горькие слезы по погибшей птице. И каждый раз получал приличные деньги в качестве компенсации. Таким путем он содержал себя, свою семью и свою партию.

Эмигранты оказались весьма изобретательны, свидетельствуя высокий интеллектуальный потенциал. Тараканьи бега, дрессированные куры, проданные кавказские горы — подобные дела варьировались. Однако не все эмигранты могли похвастать своими успехами. Большинство их прозябает в бедности, ожидая падения большевиков.

Чем выше занимал эмигрант положение у себя на родине, тем трагичнее становилась его судьба в Европе. Царские придворные, министры и князья не умели устраиваться за пределами России. Слишком старые для того, чтобы стать водителями, политиками или аферистами, они спустились в нижний слой эмиграции, пребывая в отчаянных условиях.

На окраине Берлина, в Тегеле, существует русское кладбище, устроенное в старые времена. К нему примыкает церквушка, рядом стоят бараки, где прежде были мертвецкие и жили сторожа. Теперь в этих бараках проживает элита бывшей России — придворные дамы, профессора, знать. Чем они живут, неизвестно. Седовласые господа, сидя при свечах и глядя на окружающие могилы, вспоминают былое великолепие Зимнего дворца и парады в Петербурге. О происходящем в России они знают мало. Но они хорошо помнят, как однажды чернь напала на их особняки, как в ЧК расстреляли их близких и родных и как, они, оставив все свое достояние, устремились через границу. Теперь они гадали, где же причина их падения — казнь царя, немцы, социалисты или евреи? Иногда им привозят какое-то пальто и продовольствие: они чинно благодарят, обещая, что все обязательно вернут в освобожденной России. Днем они гуляют по кладбищу, вспоминая, что говорил царь на каком-то московском параде. Потом, читая эпитафии на могилах, в основном своих бывших друзей, возвращаются в бараки.