Белая молния - [20]

У иного пилота что получается: взлетит, даст нагрузку — сердце работает в нужном ритме, а мускулы еще дремлют, они холодны. У Курманова такого неприятного диссонанса не бывает. У него включается в работу сразу весь организм, каждый мускул, каждая клеточка, как у натренированного спортсмена. Вот откуда у него эта необыкновенная слитность с машиной. Курманов готов сразу же после взлета вступить в воздушную схватку, ему легче «гнуть дуги», как он называл высший пилотаж.

Самолет-истребитель мгновенно набирает скорость, пронзает облака и в считанные секунды достигает стратосферы. В небе летчик находится в состоянии вечной борьбы с иллюзиями, инстинктами, с самим собой. Тут без гармонии человеческой мысли, мускулов и сложнейшей бортовой аппаратуры не обойтись.

Каждая фигура, которую Курманов выписывал на небесном холсте, была чиста, даже изящна. Он набирал высоту, выполнял горизонтальный полет, снижался, новый маневр опять выносил его наверх, но скоро он снова оказывался на малой высоте. Когда самолет забирался в глубь неба, бело-розовый след инверсии тянулся за ним, как нить Ариадны. Не затеряется в океанском безбрежье! Когда же устремлялся вниз, след обрывался, пропадал, но тут уже была сама земля.

Как ни велика скорость, а все же она отставала от мысли летчика. Быстрее мысли нет ничего на свете. Курманов плавно переводил самолет из одной фигуры в другую, а мысленно он уже начинал маневр, который позволил им с капитаном Лекомцевым на учениях быть неуязвимыми. Самолет забирает вверх, земля куда-то проваливается, пропадает из виду, а небо вспухает и вроде бы как расступается. Огромная тяжесть наваливается Курманову на плечи, кто-то сдирает кожу с лица, и в глазах так потемнело, что стушевались приборы…

А мысль все дальше, дальше. «Какая же у тебя была перегрузка в последний раз?.. Отказали рули. Это что: причина? Следствие? С чего все началось? Как вел себя самолет? Как действовал ты, Лекомцев?» У Курманова глаз острый, руки сильные, мысль быстра, и потому возрастала у него емкость секунд. В предельно сжатое время он успевал почувствовать и зафиксировать в памяти малейшие нюансы поведения самолета, поставить вопросы, на которые ответит потом.

После встречи с Дороховым Курманов вел схватку и с самим собой. Он преодолел черту, за которой человек мог приказать себе только сам. Его не мучило «неполное служебное соответствие», не терзали душу упреки Корбута в его адрес, не жгли слова Деда «трусишь!». А над дружеским советом Ермолаева «Ну зачем вызываешь огонь на себя?» он сейчас только бы посмеялся. Может, в чем-то они были правы, в чем-то ошибался он сам, но ведь не им же придумана песня: «Жизнь для правды не щади…»

Что может сделать с человеком полет! Курманов находился в том состоянии духа, когда у человека не зудит в жилах корысть, не жаждет он славы и страх не пугает его, отступает под напором других чувств. Значит, свершилось то, что поднимает человека на самую трудную высоту, поднимает над самим собой.

Отступать он не собирался, не отчаивался, не падал духом и не гадал, какой вираж уготовит ему судьба. Нынешние полеты придали ему сил. Он поднимался в воздух и сам, и с капитаном Лекомцевым, и после полетов настроение у него было веселое, взлетное. Он шел с Лекомцевым от самолета. Увидел полкового врача, у Курманова веселой смешинкой вспыхнули глаза, и он с неподдельной наивностью спросил старшего лейтенанта:

— Доктор, а почему киты выбросились на Атлантическое побережье? Им что, жить надоело, что ли?

Старший лейтенант смутился. Он знал причуды Курманова — неожиданно подбрасывать вопросы «на засыпку». Насчет вращения Земли, например. Но то он летчикам обычно задавал. А он, врач, тут при чем? И при чем тут киты?

Старший лейтенант пожал плечами:

— Бывают чудеса, товарищ майор.

Курманов слушал его и не слушал. Думая о своем, он мысленно спорил со старшим лейтенантом: «Чудеса, говоришь? Нет, доктор, на свете чудес не бывает. Все в жизни объяснимо. Когда не знаешь, чудеса, а узнаешь — и никаких тебе чудес».

На командном пункте Курманов позвонил домой:

— Надя! Ты с билетами-то как решила? Не отнесла. Вот молодец. Конечно, сходим… А то запустили мы с тобой культурное воспитание.

Вместо эпилога

На место Дорохова в полк прибыл новый командир. Молодой, но постарше Курманова. Пошли слухи — Курманова будут куда-то переводить. Для пользы службы. Но ему было уже как-то все равно, Где он будет служить — в своем полку или переведут в другой. Его даже не волновало, какую позицию займет к его полетам новый командир. Курманову важнее всего в жизни было выяснить, почему летчика подстерегает опасность на выгоднейшем для воздушного боя маневре, таком маневре, без которого невозможно по-современному воевать. Курманов был теперь убежден, что разгадку этого явления надо искать на земле. Если создать самолету соответствующий режим, то многое можно будет понять. Он верил: в конце концов найдутся и возьмут верх вещественные, осязаемые доказательства, а не те, которые пришли на ум, ищущий виновника. Если будет доказана невиновность капитана Лекомцева, то все летчики непременно станут применять в воздушном бою (он верит в это!) когда-то считавшийся «немыслимым» маневр. Так ему хотелось, так думалось… Но надо было ждать… ждать… Терпеливо и даже мучительно ждать разгадки полета капитана Лекомцева.