Белая мгла - [3]

– Кто был с Майклом, когда он в последний раз заходил в лабораторию? – спросила Тони. Она знала, что кто-то должен был с ним быть, так как по правилам в ЛБЗ-четыре из-за опасности никто не мог работать в одиночестве.

Макэлпайн взглянул на свой список.

– Биохимик доктор Ансари.

– По-моему, я его не знаю.

– Ее. Это женщина. Моника.

Тони взяла трубку телефона.

– Какой у нее номер?

Моника Ансари говорила с эдинбургским акцентом и, похоже, была разбужена от крепкого сна:

– Ховард Макэлпайн мне уже звонил.

– Извините, что беспокою вас снова.

– Что-то случилось?

– Это по поводу Майкла Росса. Мы не можем его найти. Вы, кажется, были с ним в воскресенье, две недели назад в ЛБЗ-четыре.

– Да. Одну минуту. Я включу свет. – Пауза. – Господи, неужели так поздно?

– Майкл на другой день ушел в отпуск, – не отставала Тони.

– Он сказал мне, что собирается съездить к матери в Девон.

Тони тут же вспомнила, почему она была у Майкла дома. Около полугода назад она упомянула в разговоре в столовой, как ей нравятся портреты пожилых женщин Рембрандта – с какой любовью выписаны каждая складочка, каждая морщинка. Сразу видно, сказала она, как, должно быть, Рембрандт любил свою мать. Майкл так и расцвел и сказал, что у него есть копии нескольких рисунков Рембрандта, которые он вырезал из журналов и каталогов аукционов. После работы она поехала с Майклом к нему посмотреть портреты – изображения пожилых женщин в изящных рамках занимали всю стену его маленькой гостиной. Тони волновалась, опасаясь, что он предложит ей остаться – он ей нравился, но не в таком плане, – однако, к ее облегчению, выяснилось, что он хотел лишь показать ей свою коллекцию. Словом, она решила, Майкл – маменькин сынок.

– Это нам поможет, – сказала Тони Монике. – Подождите немного. – Она повернулась к Джеймсу Эллиоту: – Есть у нас данные его матери для контакта?

Эллиот повел мышкой и щелкнул.

– Она числится как его ближайший родственник. – И взял телефонную трубку.

А Тони снова заговорила с Моникой:

– В тот день Майкл выглядел как всегда?

– Абсолютно.

– Вы вместе вошли в лабораторию?

– Да. Потом, конечно, каждый пошел в свою раздевалку.

– А когда вы вошли в саму лабораторию, он был уже там?

– Да, он быстрее переоделся.

– Вы работали рядом с ним?

– Нет. Я была в боковом отсеке – занималась выращиванием живой ткани. А он проверял животных.

– Вы ушли из лаборатории вместе?

– Он ушел на несколько минут раньше.

– У меня такое впечатление, что он мог заглянуть в хранилище без вашего ведома.

– Вполне мог.

– А какого вы мнения о Майкле?

– Нормальный малый… по-моему, безобидный.

– Угу, это доброе слово о нем. А вы не знаете, есть у него девушка?

– По-моему, нет.

– Вы считаете его привлекательным?

– Приятный, но не сексуальный.

Тони улыбнулась.

– Точно. Ничего странного за ним не замечали?

– Нет.

Почувствовав, что женщина ответила нерешительно, Тони помолчала, давая ей подумать. Рядом с ней Эллиот говорил с кем-то – просил позвать к телефону Майкла Росса или его мать.

Через минуту Моника сказала:

– То, что человек живет один, еще не значит, что он чокнутый, верно?

Тем временем Эллиот произнес в трубку:

– Как странно. Извините, что потревожил вас так поздно.

Услышав это, Тони захотелось узнать, в чем дело. И она поспешила закончить свой разговор:

– Еще раз спасибо, Моника. Надеюсь, вы сумеете снова заснуть.

– Мой муж – семейный врач, – сказала Моника. – Мы привыкли, что нам звонят среди ночи.

Тони повесила трубку.

– У Майкла Росса было полно времени открыть хранилище, – сказала она. – И он живет один. – Она посмотрела на Эллиота: – Вы дозвонились до его матери?

– Это телефон дома для престарелых, – сказал Эллиот. Вид у него был встревоженный. – И миссис Росс умерла прошлой зимой.

– А, черт, – вырвалось у Тони.

3.00

Сильные прожекторы освещали башенки и остроконечные крыши «Кремля». Градусник показывал минус пять, но на небе не было ни облачка, и снег не шел. Здание выходило в викторианский сад со старыми деревьями и кустами. В сером свете на три четверти полной луны обнаженные нимфы играли в сухих фонтанах под охраной каменных драконов.

Тишину разорвал рев моторов двух фургонов, выехавших из гаража. На обоих были международные знаки биоопасности – четыре разорванных черных круга на ярко-желтом фоне. Часовой у сторожки уже поднял шлагбаум. Фургоны выехали и на опасной скорости свернули на юг.

Тони Галло была за рулем передней машины – она ехала, как на своем «порше», посреди дороги, разгоняя мотор, лихо беря повороты. Она боялась опоздать. В фургоне вместе с Тони были трое мужчин, обученных обеззараживанию. Вторая машина была изолятором на колесах с медбратом за рулем и с доктором Руфью Соломонс рядом.

Тони боялась ошибиться, но была в ужасе от того, что могла быть права.

Она действовала по красному сигналу опасности на основании всего лишь подозрения. Медикамент мог быть вполне законно использован кем-то из ученых, забывшим сделать соответствующую запись в журнале, как считал Ховард Макэлпайн. А Майкл Росс мог просто продлить отпуск без разрешения, и сообщение о смерти его матери могло быть всего лишь какой-то путаницей. Если все это так, кто-то наверняка скажет, что Тони пережала… как типичная истеричка, добавит Джеймс Эллиот. Она ведь может обнаружить Майкла Росса спокойно спящим с выключенным телефоном, и Тони вся сжалась при мысли, что она станет утром говорить Стэнли Оксенфорду.