Белая масаи - [13]

Поскольку времени у нас почти не оставалось, уже через три дня мы, забрав фотографии, пошли в офис. На этот раз нам пришлось ждать гораздо дольше. Чем ближе подходила наша очередь, тем беспокойнее становилось у меня на душе. Лкетинга явно чувствовал себя не в своей тарелке, а я нервничала из-за своего незнания английского языка. Оказавшись наконец перед служащим, я с большим трудом объяснила ему нашу ситуацию. Прошло немало времени, прежде чем он оторвал глаза от газеты и спросил, что я собираюсь вот с таким (он презрительно посмотрел на Лкетингу) делать в Швейцарии. «Отпуск», – ответила я. Служащий рассмеялся и сказал, что, пока этот масаи не оденется в цивилизованную одежду, ни о каком паспорте не может быть и речи. Поскольку у него нет образования и он ничего не знает о Европе, я должна внести залог в размере тысячи швейцарских франков и приобрести билет на самолет туда и обратно. Только после этого он даст мне нужный формуляр.

Обескураженная заносчивостью этого толстяка, я спросила, сколько времени займет изготовление паспорта, если я все сделаю так, как он сказал. «Около двух недель», – ответил он, жестом приказал нам покинуть помещение и со скучающим видом снова погрузился в чтение. От такой наглости у меня пропал дар речи. Его поведение не заставило меня отказаться от своей идеи, а, напротив, дало мне силы и желание показать, кто в итоге победит. Прежде всего, мне не хотелось, чтобы Лкетинга чувствовал себя неполноценным. Кроме того, мне не терпелось как можно скорее познакомить его с мамой.

Это желание превратилось в навязчивую идею, и я отправилась с Лкетингой в ближайшее туристическое агентство, чтобы подготовить там все необходимые документы. Лкетинга устал ждать и выглядел крайне разочарованным. В агентстве нас встретил дружелюбный индус, который понял нашу ситуацию и посоветовал мне быть начеку, так как уже многие белые женщины таким образом остались без денег. Он пообещал подготовить подтверждение билета на самолет, а я оставила у него на хранение нужную сумму денег. Он дал мне чек и пообещал вернуть деньги, если с паспортом ничего не получится.

Я понимала, что действую отчаянно, но положилась на свое хорошее знание людей. Важно было, чтобы Лкетинга, получив паспорт, знал, куда идти, чтобы сообщить дату вылета. «Какой-никакой, а все же шаг вперед!» – воинственно подумала я.

На расположенном неподалеку рынке мы купили Лкетинге брюки, рубаху и ботинки. Договориться было непросто, потому что вкусы у нас оказались прямо противоположные. Он хотел приобрести либо белые, либо красные брюки. Белый цвет для деревенской жизни подходит меньше всего, подумала я, а красный на Западе считается не совсем «мужским» цветом. К счастью, все брюки оказались для моего двухметрового возлюбленного коротки. Потратив массу времени на поиски, мы наконец нашли подходящие джинсы. С ботинками история повторилась. Он никогда в жизни не носил ничего, кроме тяжелых сандалий, изготовленных из старых автомобильных шин. В итоге мы сошлись на кедах. Через два часа он стоял передо мной, одетый во все новое, и совершенно мне не нравился. Его походка из летящей превратилась в шаркающую. Он же очень гордился тем, что впервые в жизни у него появились длинные брюки, рубаха и кеды.

Разумеется, было уже слишком поздно, чтобы еще раз идти в офис, поэтому Лкетинга предложил поехать на северное побережье. Он хотел познакомить меня со своими друзьями и показать, где жил до того, как поселился у Присциллы. Я сомневалась, что туда стоило ехать, ведь было уже четыре часа дня и на южное побережье мы вернулись бы поздно ночью. Но он снова сказал: «Нет проблем, Коринна!», – и я сдалась. Мы стали ждать подходящий матату, и лишь в третьем автобусе для нас нашлось крошечное местечко. Уже через несколько минут пот стекал с меня градом.

К счастью, вскоре мы оказались в большой деревне, где я впервые увидела обвешанных украшениями женщин масаи. Они приветствовали меня очень дружелюбно, и вскоре вокруг нас образовалась толпа. Я не знала, что их поразило больше – я или новый образ Лкетинги. Все щупали светлую рубаху, брюки, с удивлением смотрели на кеды. Светлая рубаха медленно, но верно превращалась в темную. Две или три женщины пытались заговорить со мной, но я, ничего не понимая, лишь молча улыбалась.

Тем временем хижину заполонили дети. Они смотрели на меня большими удивленными глазами, иногда хихикали. Меня поразило то, до чего они все были грязные. Вдруг Лкетинга сказал: «Жди здесь» – и исчез. Я чувствовала себя неловко. Одна из женщин предложила мне молока, но из-за мух я отказалась. Другая подарила мне браслет масаи, который я с радостью надела. Видимо, изготовлением украшений здесь занимались все местные жители.

Через некоторое время Лкетинга вернулся и спросил: «Ты голодная?» На этот раз я честно ответила «да», потому что мне действительно очень хотелось есть. Мы отправились в деревенский ресторан, который выглядел так же, как ресторан в Укунде, только был намного больше. При входе находилось отделение для женщин, а за ним, в глубине, – отделение для мужчин. Разумеется, я должна была остаться с женщинами, в то время как Лкетинга присоединился к другим воинам. Мне это не нравилось, я скучала по своей хижине на южном побережье. Через некоторое время мне принесли еду. В жидкости, напоминавшей соус, плавали кусочки мяса и даже несколько помидоров. На другой тарелке лежало что-то вроде лепешки. Я посмотрела на другую женщину, у которой было такое же «меню». Правой рукой она отрывала кусок лепешки, макала его в соус, прихватывала кусок мяса и отправляла все это в рот. Я стала делать, как она, только двумя руками. Тотчас же в ресторане наступила мертвая тишина, и все, вытаращив глаза, стали смотреть на то, как я ем. Мне было не по себе, вокруг собралось с десяток детей, и все они внимательно следили за каждым моим движением. Затем все снова заговорили друг с другом, но я чувствовала, что за мной продолжают наблюдать. Я быстро проглотила еду в надежде, что Лкетинга не заставит себя ждать. Когда от мяса остались одни косточки, я подошла к бочке, из которой можно было зачерпнуть воды и сполоснуть руки, чтобы очистить их от жира. Конечно, это была лишь иллюзия гигиены.