Белая масаи - [11]
Тем временем, запыхавшись и вспотев, к нам пришли Эрик и Джелли. «Ты готовишь на полу?» – удивленно спросила Джелли. «А ты думала, у нас тут есть кухня?» – парировала я. Когда мы стали вилками вылавливать из кастрюли спагетти, Лкетинга и Присцилла пришли в крайнее возбуждение. Присцилла даже позвала свою соседку. Та посмотрела на белые спагетти, заглянула в кастрюлю с красным соусом и, указав на спагетти, с отвращением спросила: «Черви?» Мы дружно рассмеялись. Решив, что мы едим червей с кровью, они даже не притронулись к еде. В некотором смысле я их понимала: чем дольше я вглядывалась в кастрюлю, тем больше наше блюдо напоминало мне червей с кровью. Постепенно у меня пропал аппетит.
Приступив к мытью посуды, я столкнулась с очередной проблемой: у меня не было ни моющего средства, ни щетки. Присцилла решила эту задачу, налив в кастрюлю воды, взяв «Омо» и начав отскребать остатки пищи ногтями. «Омо» – единственное доступное в Кении моющее средство, которым пользовались и для личной гигиены, и для мытья волос. Мой брат заметил: «Сестричка, не могу представить, чтобы ты осталась здесь навсегда. В любом случае, пилка твоим красивым длинным ноготкам больше не понадобится». В чем-то он был прав.
Эрик и Джелли уезжали через два дня. В последний их вечер в отеле снова состоялся танец масаи. В отличие от меня, Джелли и Эрик на этом представлении еще ни разу не присутствовали. Лкетинга участвовал в танце, и мы с нетерпением ожидали начала. Масаи собрались перед отелем и разложили там копья, украшения, пояса из бус и материю для последующей продажи.
На сцену с песней вышли примерно двадцать пять воинов. Я чувствовала себя связанной с этими людьми и очень гордилась этим народом, так, будто все они были мои братья. Они двигались невероятно грациозно и излучали неповторимую ауру. Во мне проснулось неведомое мне прежде чувство родины, на глазах выступили слезы. Мне казалось, будто я нашла свою семью, свой народ. Джелли, обеспокоенная таким количеством разукрашенных масаи и сверкающих украшений, шепнула мне: «Коринна, ты уверена, что это твое будущее?» «Да» – это все, что я могла тогда ответить.
Около полуночи представление завершилось, и масаи стали разъезжаться. Лкетинга подошел к нам и с гордостью показал деньги, вырученные от продажи украшений. Нам сумма показалась ничтожной, а ему она обеспечивала проживание на ближайшие несколько дней. Прощание вышло очень трогательным, ведь рано утром Джелли и Эрик должны были выехать из отеля. Лкетинга взял с моего брата обещание вернуться: «Вы теперь мои друзья!» Джелли крепко обняла меня, расплакалась и сказала, чтобы я была осторожна, как следует все обдумала и через десять дней возвращалась в Швейцарию. Скорее всего, она мне не верила.
Мы пошли домой. На небе сияли тысячи звезд, но луны не было. Несмотря на непроглядный мрак, Лкетинга уверенно вел меня к деревне. Чтобы не потерять его из виду, я крепко ухватилась за его руку. Неподалеку от деревни на нас из темноты с громким лаем выскочила собака. Лкетинга издал несколько коротких резких звуков, и пес убрался восвояси. Войдя в хижину, я принялась на ощупь искать фонарь. Найдя его, я стала искать спички, чтобы зажечь керосиновую лампу. На мгновение я подумала, как же в Швейцарии все просто. Там есть уличные фонари, электрический свет – и все происходит как будто само собой. Я очень устала и хотела спать, но Лкетинга вернулся с работы, был голоден и сказал, чтобы я приготовила ему чай. Я вспомнила, что чай всегда готовила Присцилла! В полутьме я залила спирт. Взглянув на чайную заварку, я спросила: «Сколько?» Лкетинга рассмеялся и высыпал в кипящую воду треть упаковки. Позднее он добавил туда сахар. Не две, не три ложки, а целую чашку. Я удивилась и подумала, что теперь-то этот чай точно нельзя будет пить. Однако он оказался почти таким же вкусным, как у Присциллы. Я поняла, что такой напиток вполне может заменить прием пищи.
Следующий день я провела с Присциллой. Мы собирались заняться стиркой, а Лкетинга решил поехать на северное побережье, чтобы узнать, в каких отелях состоятся танцевальные представления. Он не спросил, хочу ли я поехать с ним.
Я пошла с Присциллой к колодцу и попыталась, как и она, дотащить до хижины двадцатилитровую канистру с водой. Задача эта оказалась не из легких. Чтобы наполнить канистру, нужно было опустить трехлитровое ведерко в колодец на глубину примерно пять метров и подтянуть его наверх. Затем жестяной кружкой нужно было черпать воду из ведерка и заливать в узкое горлышко канистры. Действовать следовало крайне аккуратно, чтобы не расплескать драгоценную влагу.
Наполнив свою канистру, я постаралась дотащить ее до хижины, расположенной примерно в двухстах метрах от колодца. Я всегда считала себя крепкой женщиной, но эта задача оказалась мне не по силам. Присцилла двумя-тремя ловкими движениями водрузила канистру себе на голову и непринужденно направилась к лачуге. Пройдя половину пути, она вернулась и отнесла мою канистру. У меня начали болеть пальцы. Этот ритуал мы проделали несколько раз, потому что здешнее «Омо» оказалось очень пенистым. Ручная стирка в ледяной воде, отягченная швейцарской обстоятельностью, скоро оставила следы на костяшках моих пальцев. Через некоторое время они стерлись до крови, вода стала больно обжигать. Все ногти поломались. Я валилась с ног от усталости, у меня невыносимо болела спина, и Присцилла закончила стирку за меня.
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.