Белая масаи - [118]

Оказавшись в комнате, я поспешно свернула косяк и жадно его выкурила. Теперь мне стало лучше, все казалось не таким уж и страшным. Я села на улице и стала наблюдать за дочкой, которая настойчиво пыталась залезть на дерево. Когда голова снова прояснилась, я пошла в магазин и купила рис и картофель, чтобы приготовить ужин. После косяка страшно хотелось есть. Позднее я, как всегда, искупала Напираи в тазу, после чего сама пошла в «деревенский душ». Пеленки я замочила на ночь, чтобы утром постирать их перед работой. После этого я легла в постель. Муж повез воинов на танцевальное представление.

Дни шли своим чередом, и каждый вечер я с наслаждением выкуривала косяк. Наша интимная жизнь стала более насыщенной, не потому, что это доставляло мне удовольствие, а потому, что это стало мне совершенно безразлично. Я продолжала жить, а внутри была пустота. Я механически открывала магазин и торговала вместе с Уильямом, который появлялся все более нерегулярно. Зато Лкетинга теперь приходил в магазин каждый день. Туристы приносили фотоаппараты и камеры, и вскоре мы были запечатлены уже на многих фото. Мой муж, как и прежде, требовал за съемку денег, но меня это больше не злило. Он не понимал, почему людям хочется нас фотографировать, и справедливо добавлял, что мы ведь мы не обезьяны.

Туристы часто спрашивали, где наша дочь. Игравшую с няней Напираи они принимали за ее ребенка. Мне приходилось объяснять, что Напираи, которой тем временем исполнился год и четыре, – наша дочка. Мы с няней смеялись над ошибкой туристов, но вскоре муж начал задумываться, почему все люди предполагают одно и то же. Я попыталась его успокоить: какая нам разница, что думают люди? Но он настойчиво выспрашивал у растерянных покупателей, почему они не принимают за мать Напираи меня, после чего многие клиенты испуганно уходили. К няне он тоже относился с большим подозрением.

Со дня отъезда моей сестры прошел почти месяц. Время от времени приходил Эди и спрашивал, не пришли ли от нее письма. Со временем Лкетинга стал подозревать, что Эди приходит не за этим. Однажды он увидел, как я покупаю у Эди марихуану. Он отчитал меня так, будто я была преступницей, и пригрозил донести на меня в полицию.

Мой собственный муж хочет посадить меня в тюрьму, хотя знает, какие там ужасные условия! В Кении законы, касающиеся наркотиков, очень строгие. Эди с большим трудом удалось отговорить Лкетингу от поездки в Укунду в полицейский участок. Я беспомощно стояла рядом и не могла даже плакать. В конце концов, без этой травы я не могла его больше выносить. Он вырвал у меня обещание, что я больше никогда не буду курить марихуану, в противном случае пообещал на меня донести. Он не хочет жить с человеком, не соблюдающим законы Кении. Мираа – это другое дело, ведь она разрешена законом.

Муж стал проверять мои карманы и обнюхивать каждую сигарету, которую я закуривала. Дома он рассказал об этом Присцилле и всем остальным. Все, конечно, пришли в ужас, я чувствовала себя отвратительно. Каждый раз, когда я шла в туалет, он шел со мной. В деревенский магазин он и вовсе перестал меня пускать. Теперь я бывала только в магазине или дома, где сидела на кровати. Меня больше не интересовало ничего, кроме моего ребенка. Казалось, будто Напираи чувствует, как мне плохо. Большую часть времени она оставалась подле меня и лепетала «мама, мама» и еще несколько непонятных слов. Присцилла старалась держаться от нас подальше. Она не хотела неприятностей.

Работа больше не доставляла мне удовольствия. Лкетинга постоянно вертелся вокруг нас. Где бы он ни находился – в самом магазине или в баре китайского ресторана, – он неустанно следил за мной. Несколько раз в день он обыскивал мою сумку. Однажды к нам снова зашли туристы из Швейцарии. Мне не хотелось долго с ними разговаривать, и я сказала, что неважно себя чувствую – у меня болит живот. Мой муж подошел как раз тогда, когда женщина восхищалась Напираи и простодушно заметила, что она похожа на няню. Я снова объяснила покупательнице истинное положение вещей, а Лкетинга спросил: «Коринна, почему все люди знают, что этот ребенок не твой?» Этими словами он уничтожил мою последнюю надежду и мое последнее к нему уважение.

Как в трансе, я встала и пошла в расположенный напротив китайский ресторан. На вопросы окружающих я просто не реагировала. Я попросила владельца дать мне телефон. Меня соединили с офисом авиакомпании «Свиссэйр» в Найроби. Я спросила, на какой ближайший рейс в Цюрих они могут найти билеты для меня и моей полуторагодовалой дочери. Через некоторое время мне сообщили, что на самолет, вылетающий через четыре дня, еще есть свободные места. Я знала, что заявки на бронирование по телефону от частных лиц не принимаются, но убедительно попросила служащую забронировать мне места. Я сказала, что забрать и оплатить билеты смогу лишь за день до вылета. Но это очень важно, и я непременно приеду. Мое сердце бешено колотилось, когда я услышала ее «o'key».

Я медленно вернулась в магазин и без обиняков сказала, что на некоторое время улечу в Швейцарию. Лкетинга сначала неуверенно рассмеялся, а потом сказал, чтобы я ехала без Напираи: так он будет уверен, что я вернусь. Я устало возразила, что мой ребенок полетит со мной. Я вернусь, как возвращалась всегда, но мне нужно немного отдохнуть и набраться сил, ведь в декабре начнется сезонный наплыв туристов. Лкетинга был не согласен и не хотел подписывать разрешение на выезд. Однако через два дня я упаковала свои вещи. Присцилла и София пытались его убедить отпустить меня. Никто не сомневался, что я вернусь.