Белая лебеда - [38]

Шрифт
Интервал

— Шуры-муры прямо на сцене? А я вас плеточкой.

И несколько раз ударил плеткой Ину. Она вздрогнула и сморщилась от боли. В зале затопали и засвистели. В два прыжка я перемахнул сцену и схватил Леньку, доски пола раздвинулись, и мы с ним свалились вниз, а за нами полетели Дима с Иной, Таня и Федя с фанерными скалами. И все это сверху накрылось сорвавшимся занавесом…


В ту ночь разразилась сильная гроза. Во сне мне явилась Ина. Я держал ее за исцарапанную руку, гладил ее прохладную косу… Мерещились Федор с завистливым взглядом, Дима, что-то страстно декламирующий… «А я вас плеточкой!» — нагло смеялся Ленька, надвигаясь на нас с Иной. Его огромная плеть, похожая на змею, медленно извивалась над нашими головами. «Я вернусь, Ина, ты только жди…» — звучал голос Димы из-за какой-то сияющей глухой стены. Она была высокой, постепенно разгорающейся зеленоватым огнем. «Кольча, Кольча!» — зовет Ина…

Я вскакиваю с кровати. Слепит молния, выхватывая из темноты силуэт в проеме окна.

— Кольча, ты спишь? — Я подбежал к окну, помог Ине забраться в комнату. — Фу-у-у… — с трудом передохнула девушка. — Я так боялась. Кто-то крался за мной… Что? Нет, не Дима. Дурной он! Такое мне сказать! — она всхлипнула. — Я открылась ему, а он… Он в душу наплевал! Я покажу ему, какая я соплячка! — Она уткнулась мне в грудь. — Кольча… Ты такой… честный… сильный… Я к тебе пришла… Насовсем, понимаешь?

Не ослышался ли я? Неужели она такое сказала мне? Ну да, она сама пришла и стоит передо мной, разгоряченная, обиженная…

Мы как пьяные добрались до кровати, и Ина упала на нее, откинулась на подушку.

При свете молнии я увидел, что она пристально и, как мне показалось, в каком-то ожидании смотрит на меня. Ее коса подрагивала на груди и касалась моей щеки. Я порывисто сжал косу в руке.

— Распусти ее… Поиграй…

Я наклонился, чтобы развязать ленточку в косе, и поцеловал Ину. Она тут же ответила и будто обожгла тяжкой горечью. Я столько ждал этой минуты! Не сплю ли я? В свете молнии я увидел ее прикрытые глаза и тихую улыбку. Поцелуй снял с меня напряжение. Я обнял Ину. И целовал, целовал ее в шею, в глаза. Коса волной билась на груди, а когда я ее распустил, то и запутался в мягких и шелковистых прядях волос. А дальше… Дальше я потерял рассудок. Вот она, моя дорогая Инуська. Моя любимая и желанная…

— Постой, Кольча… Не спеши… Дай отдохнуть, — шепотом попросила она, зажимая мне рот ладошкой и придерживая мою нетерпеливую руку. — Ох, как пить хочу! Умираю! Все горит внутри… Принеси холодненького…

И подтолкнула меня. Чего холодненького?

Ее каприз несколько охладил, а потом и обозлил меня. В кухне я поднял крышку погреба. Несколько раз крутнул выключателем — темно. Может, лампочка перегорела? Ощупью спустился вниз и больно стукнулся головой о перекладину. С трудом добрался до полки и нащупал банку с компотом. И тут наверху что-то случилось. Сначала послышалась какая-то возня, а затем крик. Сердце у меня так и заколотилось. Я ринулся из погреба, но лесенка куда-то свалилась, и я едва отыскал ее за бочкой.

Наконец выбрался наверх, вбежал в пристройку и увидел, что на кровати идет какая-то борьба. Отчетливо выделялась лохматая голова, которая прыгала, прицеливалась в Ину, метавшуюся по подушке. Кудлатые руки, смазанные темнотой, тискали Ину, разламывали ей плечи.

Я бросился на сопящее чудовище на кровати, но оно пружинисто вывернулось и с такой силой оттолкнуло, что я отлетел к дверям. И сразу кто-то кинулся к окну — только горшки с цветами полетели в стороны.

— Инка-а-а! — закричал я как безумный.

Она медленно поднялась с кровати и стала у стены. В последних всплесках уходящей грозы я увидел ее огромные ликующие глаза.

— Кто это был? — схватил я ее за руку. — Чего ты улыбаешься?

— Мне хочется смеяться и кричать! — она выдернула руку и, запрокинув голову, беззвучно захохотала. — Эх, вы! И Димка такой же… Ничего не понял? Куда тебе… Ха-ха-ха!.. Уй, как весело! Это надо мной гроза прошла…

Она подошла к окну, перелезла через подоконник и растаяла в ночи. Почти в беспамятстве я опустился на кровать, и под ногами что-то стукнуло. Я сразу догадался, что это было. Поднял «поджегник» и нащупал две спички у ствола. Он был наготове.

Никогда потом я не спрашивал Леньку, куда он подевал свой отличный «поджегник». Вскоре у него появился другой самопал.

10

Наконец я добрался до записей Новожилова. С душевным трепетом раскрыл книжку и впился в рисунок милой женской головки. Конечно же, это Ина Перегудова. В представлении Дмитрия. Другой бы ее не узнал, а я… Мы с Димой любили ее.

Такую записную книжку и мне Ина подарила, но я ее давно затерял. Когда это было? Ина собиралась в Краснодар в медицинский, Федор в Москву, в институт иностранных языков, а Дима — в горный.

Я учился в Ростове на курсах киномехаников, хотел как можно скорее заняться делом: крутить фильмы. И деньги свои имел бы.

Я жил на частной квартире, на последние рубли бегал в театр, увлекался фотографией (со мной жил парень с фотоаппаратом), за неделю подбирал пироги домашней выпечки, в субботу ехал пригородным поездом домой, успевал с Иной сходить на танцы в городской парк, а иногда мы уходили в степь, садились на пригорок и слушали трескотню кузнечиков. Я смотрел в лицо любимой и был… несчастен…


Рекомендуем почитать
Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.