Белая кошка в темной комнате - [66]

Никифоров в сердцах треснул кулаком по столу и ругнулся.

— А проводников допрашивали? — уже мягко поинтересовался Широков.

— Допрашивали. Они только, как теперь получается, тень на плетень еще больше навели. По приметам мужчина и женщина, похожие на Сомова и Монину, ехали в одном купе. После Тулы женщину уже не видели.

Мужчина им пояснил, что она с ним поругалась и сошла в Туле. Их ответ удовлетворил, а наших только укрепил в избранной версии.

— Постойте, — воскликнул Игорь. — Если Гвоздкова ехала в том же поезде, а проводникам показывали фотографии погибшей, почему проводники вагона Гвоздковой также не опознали свою пассажирку?

Никифоров невесело усмехнулся:

— Так ведь Сомов оказался не дурак: кто-то в день прибытия поезда на столичный вокзал позвонил дежурному линейного отдела милиции и обратил внимание на подозрительные обстоятельства исчезновения женщины в одном из вагонов этого поезда, и назвал конкретно номер вагона, где ехали Сомов с Мониной! Так что, когда обнаружили труп, эта информация к нам попала и сделала свое дело: фотографии показывали только в том вагоне.

— Да-а… — невесело протянул Станислав. — Парочка еще та! Надо точно установить даты и поезд, на котором ехали все трое, документально подтвердить присутствие Гвоздковой в том же поезде. Хорошо бы найти фотографии Сомова. Сто против одного, что он и Бубенцов — одно лицо.

Никифоров согласился:

— Я подниму из архивов это дело и внимательно еще раз просмотрю всю информацию.

— А мы с Игорем навестим Машу и мужа Гвоздковой. Ты адрес установил? — спросил он Свешникова.

— Естественно. Еще мы с Валерием Анатольевичем выяснили, что Козин, сообщник Саржина, живет сейчас в Курске, адрес тоже есть. Так что можно и к нему заскочить.

Широков кивнул и спросил Никифорова, не может ли он помочь с транспортом. Через три минуты друзья уже ждали машину у крыльца УВД.

27 июля. Среда. После 17 часов 30 минут

Разговор С Машей Пенкиной, крупной суровой женщиной средних лет, складывался нелегко. Не разговорчивая от природы, она нехотя отвечала на вопросы, сидя в глубоком кресле возле телевизора. Игорь и Станислав, расположившись за большим обеденным столом, наперебой и так, и сяк пытались помочь вспомнить число, когда Маша провожала Риту Гвоздкову на поезд — все безуспешно.

Наконец, Станислава осенило:

— Мария Феоктистовна: а Вы Танечку знаете, которая работает вместе с Энгольд?

— Знаю.

— Когда у нее день рождения, помните?

Искорка оживления сверкнула в равнодушных глазах Пенкиной.

— Дату не помню, знаю — в марте. А клоните Вы правильно. Риту я провожала, аккурат, в день рождения Тани. Я в этот день от месткома на стенд поздравление в ее адрес вешала. Я-то такие вещи писать не очень умею, а тогда пришлось — некому больше было. Первый и последний раз фломастерами объявление писала, вот и запомнила.

— Значит, было это вечером 20 марта, так как у Тани день рождения именно этого числа?

— Значит, так.

В довершение этой маленькой победы Маша обрадовала друзей еще одним. Она вспомнила, что Гвоздкова носила два золотых кольца: обручальное на левой руке и тонкое с голубым камнем на правой.

Выйдя от Пенкиной, Широков позвонил Никифорову из автомата и попросил сделать срочный запрос от его имени Ерофееву: носила ли Гвоздкова — Монина золотое кольцо с голубым камнем.

Следующим на очереди был гражданин Козин. Дверь его квартиры открыла пожилая женщина, как выяснилось, — мать. Визиту милиции она отнюдь не обрадовалась, но молча провела гостей в комнату и предложила обождать Виктора, который ушел в магазин за хлебом. Через десять минут молчаливого ожидания вернулся Козин. Вероятно, он хотел сказать что-то веселое матери, но, увидев двух неизвестных мужчин, профессиональную принадлежность которых он определил с первого взгляда, мгновенно погасил улыбку. Нахмурившись, Виктор, не разуваясь, прошел в комнату, сел на диван и только теперь нехотя поздоровался. Станислав представил себя и коллегу и вежливо извинился за беспокойство.

Козин удивленно спросил:

— Ладно, свои начальники покоя не дают, так еще чужие пожаловали?

Поводив крепкими плечами, он сложил большие руки на коленях и усмехнулся.

— Мы Вас долго не задержим, да и разговор пойдет не о Вас, а о другом человеке, — успокоил Широков.

— О ком же? — насторожился Козин.

— О Ефиме Саржине, — медленно произнес Станислав, внимательно глядя в лицо бывшего бандита. Козин вздрогнул, а потом так же подозрительно спросил почему-то Свешникова:

— Он что — жив? — и не получив ответа, констатировал. — Объявился, значит…

— Почему Вы так решили? — задал вопрос Игорь.

Козин похрустел костяшками пальцев и вздохнул:

— А я и в 75-м не верил в его смерть. И с денежками горелыми ловко он вашего брата надурил.

Последнее замечание Козин сделал с явным злорадством.

Широков решил не разубеждать собеседника. В конце концов, Козин не должен питать «теплых» чувств к бывшему сообщнику: «оттрубил» 12 лет, ни копейки не получил. А раз Саржин жив и все это время, будучи на свободе, тратил общие денежки, то Козин, выходит, отдувался за всех.

Действительно, под щеками Виктора заходили желваки, а в глазах вспыхнул недобрый огонек.