Белая гардения - [39]

— Мэй Линь! Мэй Линь! — закричала я. — Помоги мне одеться.

Девочка вышла на лестничную площадку, в ее глазах застыло удивление.

— Скорее! — Я схватила ее за маленькую ручку и потащила за собой в комнату. — С этого дня ты — камеристка при работнице клуба «Москва — Шанхай»!

Работа в клубе шла полным ходом. Группа китайцев со швабрами и ведрами с мыльной водой драила лестницу. Стекольщик чинил окно, разбитое во время вчерашних беспорядков. В танцевальном зале девушки мыли пол и вытирали столы. Через вращающуюся дверь кухни то и дело выбегали помощники главного повара, брали подаваемые грузчиками через боковую дверь ящики с сельдереем, луком и свеклой и заносили их обратно в кухню. Я откинула со лба волосы и разгладила платье. Это платье мы с Любой заказали как-то раз по дороге из школы домой. Мы увидели его в американском каталоге. Это было легкое розовое платье с кружевной пелериной на лифе. По вырезу и нижнему краю были пришиты розочки. Декольте было глубоким, но материя на линии бюста была присобрана, поэтому платье не казалось слишком откровенным. Я надеялась, что мой внешний вид понравится Сергею и он не поставит меня в неловкое положение, отослав домой переодеваться. Я спросила у одного из кухонных работников, где найти Сергея, и тот указал на дверь с надписью «Офис».

Но когда я постучала, из-за двери раздался голос Дмитрия:

— Войдите.

Он стоял у камина и курил сигарету. Лицо у него было все в синяках, губы распухли, а рука висела на перевязи, но теперь он, по крайней мере, был похож на себя. Несмотря на раны, Дмитрий показался мне таким же красивым, как и всегда. Он окинул взглядом мое платье, и по улыбке я поняла, что ему понравился мой вид.

— Ну что, отдохнула за ночь?

Он поднял жалюзи и впустил в комнату свет. На подоконнике стояла копия знаменитой Венеры Милосской. Эта статуэтка да синяя с белым фарфоровая ваза на камине — вот и все, что украшало кабинет. Остальное было выдержано в сугубо деловом современном стиле. Тисовый письменный стол и красные кожаные кресла были основными элементами интерьера. Каждая мелочь здесь занимала строго отведенное место, нигде не было видно ни листка бумаги, ни раскрытой книги. Окно выходило на узкую улочку, которая в отличие от большинства улиц в Шанхае, была чистой. На ней рядышком располагались салон красоты, кафе и кондитерский магазин. Зеленые жалюзи на окнах магазина были подняты, в ящиках под окнами пышно цвела красная герань.

— Сергей велел мне прийти, — сообщила я.

Дмитрий потушил сигарету о каминную решетку.

— Он куда-то уехал с Алексеем. Сегодня они уже не вернутся.

— Не понимаю. Сергей сказал…

— Аня, это я хотел поговорить с тобой.

Я не знала, как мне нужно было реагировать на его слова, то ли обрадоваться, то ли испугаться. Я села в кресло у окна. Дмитрий занял кресло напротив. У него было такое мрачное лицо, что я начала беспокоиться, не случилось ли что-нибудь серьезное; может, после вчерашней ночи возникли какие-то неприятности с клубом.

Он сделал жест в сторону окна.

— Если посмотришь на запад, ты увидишь старые полуразрушенные крыши. Там ты потеряла ожерелье матери.

Я остолбенела. Почему он сейчас вспоминает об этом неприятном событии? Неужели ему каким-то чудом удалось отыскать остальную часть ожерелья?

— Я родом из этих мест, — продолжил Дмитрий. — Я там родился и вырос.

Я с удивлением заметила, что у него дрожит рука. Он попытался зажечь сигарету, но уронил ее на колени. Мне ужасно захотелось взять эту дрожащую руку и поцеловать, чтобы успокоить Дмитрия, но я не понимала, что происходит. Я подняла сигарету и щелкнула зажигалкой. По лицу молодого человека пробежала тень, словно он вспомнил какое-то тягостное событие. Мне было невыносимо смотреть на его боль — она, как нож, ранила меня в самое сердце.

— Дмитрий, тебе не нужно мне об этом рассказывать, — мягко произнесла я. — Ты же знаешь, для меня не имеет значения, откуда ты родом.

— Аня, я должен сказать тебе что-то важное. Ты должна это знать, чтобы принять правильное решение.

От его слов мне стало не по себе. К горлу подступил комок, на шее забилась жилка.

— Мои родители приехали из Санкт-Петербурга. Из дому они уезжали глухой ночью. Они ничего не взяли с собой, потому что у них не было времени на сборы. Недопитый чай отца остался остывать на столе, а мать бросила рукоделие там, где сидела, — на стуле у камина. Известие о мятеже они получили слишком поздно, поэтому все, что им удалось спасти, — это собственные жизни. Когда они оказались в Шанхае, отцу пришлось работать чернорабочим, а после моего рождения — шофером. Но он так никогда и не смог прийти в себя от утраты той жизни, которую когда-то знал. У него были плохие нервы — следствие войны. Большая часть тех скудных денег, что зарабатывал отец, тратилась им на выпивку и наркотики. А мать поступилась честью и стала мыть полы в домах богатых китайцев, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Как-то раз отец принял слишком большую дозу опиума и умер, оставив мать с долгами, которые ее нищенская зарплата не могла покрыть. Матери пришлось заняться… другой работой, чтобы прокормить нас.