Белая гардения - [170]

— Как поживает моя девочка? — стала ворковать я. — Моя красавица с сопливым носиком?

Когда Иван заполнил все бумаги, регистраторша вручила ему ключи и позвала посыльного, который оказался пожилым мужчиной с кривыми ногами. Он толкал тележку с нашими чемоданами такими зигзагами, что я даже подумала, уж не пьян ли он. Лишь потом я заметила, что у тележки не хватало колеса. Нажав кнопку вызова лифта, он в изнеможении прислонился к стене. Невдалеке, за столом, уставленным матрешками и покрытыми пылью сувенирами, сидел другой мужчина, примерно того же возраста, с мешками под глазами и дырками на локтях кардигана. От него исходил смешанный запах чеснока и какого-то обеззараживающего средства. Он самым внимательным образом рассматривал нас и наш багаж, словно хотел, чтобы мы навсегда запечатлелись у него в памяти. В любой другой стране я подумала бы, что это просто старик, который хочет получить добавку к пенсии, но после рассказов генерала о КГБ столь пристальное внимание заставило меня не на шутку испугаться.

Наш номер по западным стандартам был мал, и в нем было невыносимо жарко. С потолка свисала тусклая лампа в абажуре с кисточками, которая освещала потертый ковер на полу. Я осмотрела батарею отопления под окном и обнаружила, что регулировка мощности в ней не предусмотрена. Над кроватью висело радио, из которого доносился радостный мужской голос, превозносящий советскую Конституцию. Иван подошел к кровати, чтобы выключить радио, но оказалось, что на нем нет соответствующей кнопки. Все, что он смог сделать, это уменьшить громкость до минимума.

— Посмотри, — сказал Иван, отодвигая отделанную кружевом занавеску. Окна нашей комнаты выходили на Кремль. Я увидела стены из красного кирпича и православные церкви, купола которых блестели в лучах заходящего солнца. В Кремле женились и короновались русские цари. Я подумала о черном лимузине, который мы видели по дороге из аэропорта, и вспомнила, что теперь тут живут новые цари.

Пока Иван разбирал чемоданы, я усадила Лили на кровать, сняла с нее теплую одежду и одела в хлопковый комбинезон-чик. Отодвинув в сторону шарфы и шапки, я поставила корзинку Лили между подушками и уложила в нее малышку. Лили сонно заморгала. Я стала гладить ее по животику, и, когда она уснула, села рядом с корзинкой и начала смотреть на нее. В какой-то момент мое внимание привлек узор на одеяле, которым была застелена кровать: переплетенные ветви, похожие на виноградные, с двумя голубями сверху. Мне вспомнилась могила Марины в Шанхае, на могильной плите которой тоже были изображены два голубя: один — умирающий, второй — преданно сидящий рядом. Потом я подумала о путеводителе, предоставленном «Интуристом». Моя мать была всего в часе езды от меня в Пекине, когда на ее пути встал Тан. Генерал стоял на пороге клуба «Москва — Шанхай», но встретился с Амелией. А вдруг и сейчас, когда я была так близка к матери, в КГБ узнают о наших планах и отправят ее в трудовую колонию? На этот раз по-настоящему.

Я посмотрела на Ивана.

— Что-то случилось. Они не придут, — беззвучно, одними губами сказала я.

Он покачал головой, подошел к кровати и усилил звук радио. Я достала из сумки путеводитель и протянула ему. Он пробежался по нему глазами, потом еще раз, сосредоточился, как будто хотел найти какой-то скрытый ключ к разгадке. Взмахом руки муж позвал меня за собой в ванную. Там, открутив кран, Иван спросил, откуда у меня это. Мы не заказывали экскурсовода, хотя для иностранцев это было обязательно. Я рассказала ему о своих подозрениях по поводу путеводителя, который мог иметь отношение к КГБ.

Иван погладил меня по плечу.

— Аня, — сказал он, — ты устала, тебе нужно отдохнуть. Генерал говорил о встрече второго февраля. Второе — завтра.

Я посмотрела на Ивана. Муж выглядел осунувшимся, вокруг глаз у него пролегли тени. Для него наша поездка была таким же испытанием, как и для меня. До отъезда он днями и ночами трудился, чтобы его партнеру было проще вести дела в одиночку, пока его не будет. К тому же Иван не исключал ситуации, которая могла вынудить его не вернуться. Я знала, что он был готов пожертвовать всем ради моего счастья.

Месяцы томительного ожидания тяжелым грузом опустились на мои плечи. Но сейчас, когда до назначенной встречи оставались считанные часы, нельзя было терять веру. И все же, чем меньше оставалось времени, тем больше сомнений у меня возникало и я едва ли верила, что у нас все получится.

— Я недостойна тебя, — сказала я Ивану дрогнувшим голосом. — И Лили. Я плохая мать. Лили может простудиться и умереть.

Иван пристально посмотрел на меня и улыбнулся.

— Вы, русские женщины, всегда так говорите. Ты прекрасная мать, а Лили счастливый и здоровый карапуз. Помнишь, как после ее рождения вы с Розалиной помчались к врачу, потому что она «слишком мало плачет и спит всю ночь напролет», а он осмотрел ее и сказал: «Радуйтесь!»

Я улыбнулась и прижалась щекой к его плечу. Будь сильной, приказала я себе и снова прокрутила в голове план генерала. Он обещал вывезти нас через Восточную Германию. Когда он первый раз сказал мне об этом, я тут же представила наблюдательные вышки с пулеметчиками, свирепых псов, подкопы и пули, летящие в сторону Берлинской стены, куда мы бежим, задыхаясь и падая. Но генерал покачал головой. «Вишневский, без сомнения, поможет вам с разрешением на пересечение границы, но КГБ остерегаться все равно нужно. Они следят даже за номенклатурой», — говорил он. Интересно, кем был этот Вишневский и как матери и генералу удалось стать друзьями такого высокопоставленного чиновника? Возможно ли, чтобы и за железным занавесом были люди, сочувствующие нам?