Бэкап - [7]

Медицинский центр Окадо уже почти двадцать лет проводит генетические анализы для всех желающих узнать свой естественный предел. И, насколько известно нашему изданию, еще никто не пережил срок, указанный в результатах теста. Как говорится, доводы Окадо оправдывает само время.

Итак, если эта теория верна, то радуйся, среднестатистический читатель: никакие деньги мира не спасут современных Крезов и Шейлоков от встречи с высшими силами и от адских котлов за прегрешения в земной жизни. А это значит, что еще не все в этом мире можно купить за деньги. Этой оптимистической новостью вас сегодня удивлял и огорошивал всегда ваш – Изя Клецкин.»

Я ткнул в уголок листа и статья снова скукожилась до заголовка. В задумчивости поводил пальцем по поверхности и вдруг от неожиданности сначала вздрогнул, а потом раздражённо выругался сквозь зубы: взгляд упал на ещё одну колонку, озаглавленную «Elysium Space» предлагает места на марсианских кладбищах».

Я откинулся на кожаную спинку сиденья и начал считать до ста, успокаивая зашедшее в испуге сердце. Оливия даже не подозревала, насколько права, называя мне диагноз: страх смерти. Только проблема была совсем не в том, что я не хотел этого признать. Дело, как раз, было в том, что я осознавал его чересчур ярко. Все началось примерно месяц назад, когда мне впервые за последние сорок лет приснилась Луанда и я проснулся в холодном поту с колотящимся сердцем. И с четкой мыслью, оставившей странное послевкусие: я не хочу умирать! Я не принимаю аксиому, что я – смертен.

Не то, чтобы я не знал или не думал об этом раньше. Но, как и все, держал это знание где-то на периферии сознания, как пьяница, знающий, что у него в подкладке пиджака зашита мелкая купюра на крайний случай. В молодости к этому добавлялось то, что я слишком часто встречался лицом к лицу с курносой, воспринимая тогда смерть скорее игрой в русскую рулетку, чем неотвратимостью.

Но почему-то настоящий страх пришел ко мне только сейчас. Возможно, это было связано с Донной? Ей всего сорок пять, двадцать из которых она провела возле меня. Наверно, после Вероники она была самой близкой женщиной в моей жизни. Два года назад у нее в мозгу нашли какую-то редкую разновидность опухоли. Естественно, я сделал все, что в моих силах: самые дорогие клиники, лучшие нейрохирурги, цена не имела значения. Опухоль вырезали и все забылось как страшный сон, но через полгода она объявилась снова и все завертелось по новому кругу. И снова, вроде бы, все чисто, и вновь рецидив через три месяца. За два года врачи шесть раз выжигали кусочки ее мозга и с каждым разом все ближе вероятность того, что после очередной операции она превратится в овощ, когда беспощадный луч медицинского лазера сожжет очередную порцию нейронов.

Как бы там ни было, с того дня практически каждую ночь мне снились страницы моей жизни, связанные со смертью и, смотря правда в глаза, приходилось признать, что в этом фолианте чересчур много листов. В конце концов я обратился к Дитмару, главному врачу кельнского медицинского центра компании. Без подробностей, просто сказал, что мне нужна консультация психотерапевта. И он посоветовал Оливию Вэй – наглядное опровержение киплинговских строчек: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут». Ее отцом был француз, а мать – китаянка из Шанхая. Союз двух цивилизаций принес отличный плод – восточная утонченность лишь подчеркивала французский шарм.

Целью походов к Оливии было вовсе не желание получить ответ о подоплеке моих снов. Я хотел, сам не знаю почему, чтобы о моих страхах мне сказал чужой человек, профессиональный поверенный чужих тайн. Самому признаться в этом мне мешал непонятный стыд. Я дважды начинал разговор с Дитмаром, намереваясь поделиться своими проблемами, но оба раза так и не смог решиться.

Сегодня, когда я услышал от Оливии собственный диагноз, вроде бы даже стало легче дышать. Остается лишь дождаться ночи, чтобы узнать, принесет ли это также облегчение в мою ночную жизнь.

5

– Приехали, – вырвал меня из раздумий голос Анджея.

Я вышел из машины и зашагал к зданию, мельком глянув на полуметровые буквы названия на фасаде: «Military and tactical Resources Inc.». Никакой краски: голый титано-вольфрам. За те десять лет, что они тут висят, даже царапинки не заимели.

Зайдя в вестибюль и кивнув охранникам, в сопровождении Анджея я зашел в личный лифт и через полторы минуты уже выходил в своем офисе. Кивком отпустив телохранителя, я подошел к огромному, во всю стену, окну, за которым расстилалась гладь Финского залива. Со стометровой высоты открывался великолепный вид на море, особенно во время ненастья.

Я прижался лбом к холодному стеклу и пару минут просто стоял, ничего не делая и стараясь ни о чем не думать, отдаваясь на волю мысленного созерцания собственного «Я». Это, конечно, не было каким-нибудь дзен-буддизмом, но все же помогало расслабиться в перерывах напряженного дня. Я вернулся за стол, из-за которого поднялся каких-то три часа назад, сел в кресло. Активировал селектор.

– Да, – откликнулась Донна.

– Что там Надзаро?

– Обещал через пять минут быть.