Бегство от запаха свечей - [30]

Этих брошенных якобы мимоходом слов оказалось достаточно, чтобы поставить человека на ноги. Он принялся за работу и вот теперь, здоровый, загоревший, шагает по улице.

По его мнению, не было в Свиднице здания лучше почты.

Стоило кому-нибудь заикнуться, что, мол, видел красивый дом, как мы немедленно хором перебивали:

– В Свиднице нет дома красивее почты.

Очередная группа больных уехала во Вроцлав. Прощаясь с нами, они от всей души благодарили за внимание и заботливый уход. Обещали писать.

Один старик особенно расчувствовался. Поцеловав меня в лоб, он сказал:

– У вас здесь полно проходимцев. Берегите ее. Это не девушка, а чистое золото.

– Поглядите, как бедняга расклеился, – смеялся заведующий. – Видишь, Катажина, ты можешь несколькими цветочками подкупить человека.

– Скажете тоже, пан заведующий! Их ведь никто не навещал, пока они у нас лежали, вот я и подумала, что, наверно, им очень тоскливо. А тут случайно набрела на огромный сад. Вошла, объяснила хозяину-немцу, для кого мне нужны цветы. Он сразу меня понял. Срезал розы и все повторял: «Naturlich».[14] И мы с хозяюшкой их разделили, чтобы каждому больному достался букетик. Вот и все.

Жизнь постепенно входила в свою колею. После царившей в первые недели неразберихи у меня появились определенные обязанности. Я стала снабженцем. Но мне этого было мало. Я предлагала свою помощь везде, где это не могло показаться навязчивым. Сестры знали, что всегда могут на меня рассчитывать. Я научилась разбираться в лекарствах, а потом – делать перевязки и уколы.

Поток возвращающихся из лагерей редел. Услугами Красного Креста пользовались преимущественно новоселы.

В конце августа всех сотрудников созвали на очередное совещание. Мы узнали, что предстоит серьезная реорганизация.

– Дорогие мои, наша работа носила характер экстренной помощи, – сказал заведующий. – А жизнь постепенно нормализуется, и нам становятся нужны квалифицированные кадры. Сейчас эта проблема встала особенно остро, поскольку району Свидницы грозит эпидемия тифа. Врачебный персонал перейдет в больницы, вспомогательный – в срочном порядке пройдет курс переподготовки. Все, кого переведут в больницы, помните: Красный Крест навсегда останется для вас родным домом. А тиф болезнь грозная. Я рассчитываю на вас.

Все были удручены. Не хотелось примириться с мыслью, что теперь, после войны, когда наконец человеческая жизнь приобрела какую-то цену, надвинулась угроза эпидемии!

К сожалению, это была правда. Изо дня в день приходили все более тревожные вести. Количество заболевших росло в геометрической прогрессии. Посыпались требования из больниц:

– Нужна ваша помощь, присылайте врачей – больных с каждой минутой становится все больше.

Сотрудники разъезжались: кто в Валбжих, кто в Свебодзицы. Я раздумывала, как поступить.

– Ты здесь нужнее, чем там. Надо же добывать лекарства и продовольствие, а ты на это мастер, – решил заведующий.

Я послушалась. Нас осталось всего несколько человек. Все приуныли. Ужинали мы по-прежнему вместе. Старались не подавать виду, пробовали шутить, но все это было уже не то, что прежде.

Вечерами я теперь подолгу задерживалась в дежурке «Скорой помощи».

Однажды выдался на редкость спокойный вечер. Ни одного телефонного звонка. Мы играли в «слова», дежурный врач то и дело выигрывал. Вдруг зазвонил телефон. Врач принял вызов сам.

– Ясно. Несчастный случай в комитете ППР.

Шофер уже мчался к машине. Врач торопливо схватил чемоданчик и выбежал вслед за ним. Уехали. В дежурке остались фельдшер, медсестра и я.

Немного погодя снова зазвонил телефон. На этот раз трубку взяла я. Звонил наш санитар:

– Сообщите в больницу. Серьезный случай, шесть человек тяжело ранены. Фельдшер пусть останется, а ты бери запасную сумку с бинтами и немедленно приезжай вместе с сестрой.

– Будет сделано, – ответила я и, уже собираясь положить трубку, услыхала: – Ты слушаешь? Скажи фельдшеру, пусть позвонит в МО и УБ.[15] Мы тут одни с ранеными, больше никого нет. Неизвестно, что случилось.

– Я здесь не останусь, пан заведующий. Не смогу я жить в этом городе.

– Успокойся, вот платок, вытри слезы. Не нужно плакать. Слышишь? Слезы уже никому не помогут. Хочешь ехать – поезжай. Только почему так получается: то тебе Свидница нравилась, а теперь ты и дня здесь оставаться не можешь?

– Теперь мне каждый прохожий кажется преступником. И что им нужно было от Янковского? Чем он им мешал? Беден был, как церковная мышь, ходил в потертом пиджачке, о себе совсем не заботился. Хотел только, чтобы людям было хорошо. Я этой картины никогда не забуду! И еще я решила: как разузнаю все о партии, попрошу, чтоб меня приняли. Да, обязательно вступлю в партию.

Я никак не могла успокоиться. Едва закрою глаза, вижу эту страшную комнату, недвижимые окровавленные тела. И все слышу одни и те же слова:

– Это была лишь автоматная очередь!

Всего одна очередь, а они мертвы. Одного, может быть, удастся спасти, хотя он до сих пор не пришел в сознание. Ему беспрестанно переливают кровь. Но надежда пока слабая. Янковский сидел за столом, опустив голову. Казалось, он спит. А он был мертв.

Милиция оцепила здание, но никого не обнаружили. Пока еще никто не мог сказать, как и когда это произошло. Часового нашли с проломленным черепом во дворе.