Бегство от запаха свечей - [13]

И я одним махом соскочила с дивана.

– Выспалась, наконец? Мне даже было интересно, сколько можно спать, – приветствовала меня бабка. – Обедню ты уже проспала, придется пойти к вечерне.

– Я, верно, ослышалась. Может, и вы ходили сегодня в костел?

– Нет, еще не ходила, – спокойно ответила бабка, – но к вечерне пойду. А то кругом уже поговаривают, что из нас одна только Виктория в костеле бывает. С мнением людей надо считаться.

Это было что-то новое! Бабка, которая всегда без малейшего повода, не стесняясь, подымала крик на всю округу, моя бабка, никогда и ни с кем не считавшаяся (кроме Виктории и, может быть, хозяйки), заговорила об общественном мнении.

Возвращаясь с колодца, я встретила на лестнице хозяйку.

– Здравствуйте. Я сейчас к вам зайду, расскажу о танцульке. Только воду отнесу. А вам сегодня должно повезти, ведь я иду с полными ведрами.

– Поставь ведра. Я должна выложить тебе все, что думаю! Не ожидала я от тебя такого. Где у тебя голова?!

– Не понимаю, почему вы сердитесь?

– И она еще спрашивает! Все знаю, что ты там натворила. Познакомила Янку с этим бандюгой с Пепшувки, ну… как его, Гжыбачем. Девка вернулась домой сама не своя. Объявила матери, что влюблена в него и замуж выйдет только по любви. Мать уже сюда приходила жаловаться, едва я ее успокоила. Хотела непременно тебя разбудить, да я не дала. Ну, а ты сама какой номер выкинула! Того и гляди другая мамаша сюда примчится. Даже удивительно, что ее до сих пор нет. И все претензии ко мне. Только Петкевич тебе понадобился. Других не нашлось?

– А чем плох Петкевич? Вел он себя прилично.

Я почувствовала, что, пожалуй, до конца своих дней не разберусь, что в Кальварии считается плохим, а что хорошим.

– Он слишком хорош для тебя! Слишком! Петкевичи – первые богатеи в нашем повяте. Паевским до них далеко! Огромный капитал, вилла в Бельске. А жениться молодой Петкевич должен на дочке Крамажа, того самого, у которого на нашей улице каменный дом и лавка. Это дело давно решенное. Если свадьба теперь расстроится, тебе нечего делать в Кальварии.

Хозяйка не смогла дольше сохранять серьезность. Развеселилась так, что даже в ладоши захлопала.

– Ну, ты отличилась! Покажи им, на что способны нищенки. Они тебя долго поминать будут, как и меня. Мне до сих пор замужество не могут простить… Ну… иду в погреб, мы еще потолкуем.

Я вылила воду в бочку и снова пошла к колодцу.

Трудно жить в такой дыре, как Кальвария. Что, собственно, дурного произошло? Поплясал со мной парень на танцульке, потом проводил домой, а шуму! Ничего не скажешь, быстро доходят слухи куда надо.

Когда я ставила в сенях два очередных ведра, меня окликнула бабка:

– Одно ведро вылей в бочку, а второе принеси сюда. И хватит возиться, сегодня воскресенье. Скажут еще люди, что мы бога не чтим – воскресенье не соблюдаем.

Опять что-то новое. Ведь неделю назад бабка еще придерживалась мнения, что воскресные дни лучше всего чтить трудом, а от лености до греха только один шаг. Что ж, можно и так! Я налила себе кружку молока, отрезала хлеба и примостилась на своем месте у окна.

Виктория беспокойно вертелась по комнате. Мне казалось, ей хочется о чем-то меня спросить. Она несколько раз начинала, но в последний момент слова застревали в горле. Бабка сидела за столом, сложив руки на животе, и беспрерывно вздыхала, устремив взгляд в пространство. Вероятно, ее раздирали какие-то внутренние противоречия.

Наконец тетка Виктория не выдержала:

– Знаешь, Катажина, я об этих Петкевичах не раз слыхала у Паевских. Семья, конечно, простая, но какая… Сам Петкевич сидит в Лондоне. У них там кто-то в правительстве. А жена и без него всю войну отлично делами ворочала. Баба с головой. Старшая дочь замужем за иностранцем, давно живет за границей. Очень хорошая семья.

«Интересно, оказывается, и они уже все знают», – подумала я, но по-прежнему сидела молча.

Бабка повернулась на стуле в мою сторону.

– Ну, выкладывай. Как там было на танцах? Когда не спрашивают, тарахтишь, как заведенная. А теперь вот надо бы рассказать, что и как, а ты язык проглотила.

Тут от какого-то толчка снаружи распахнулась настежь дверь. На пороге стояла хозяйка. Обе руки у нее были заняты.

– Это я, – сказала она. – Не могла ни постучать, ни отворить, как полагается. Локтем пришлось толкать. Капусты кислой вам принесла, остаточки. И яблок немного. Кушайте на здоровье.

Бабка поднялась из-за стола.

– Благодарим, покорно благодарим. Другой такой, как вы, на всем белом свете не найдешь.

– Пожалуйста, не благодарите. Кто мне принесет, кого я угощу, так вот и живем. Чего это у вас так тихо? Все молчат… Лучше сразу признавайся, Катажина, как было на танцах. А что касается Петкевича, так мой благоверный уже сказал Крамажу: хотите заполучить зятя – глядите в оба. Почему они свою дочку на танцы не послали?

– Сказать вам правду? Она там была. Я ее знаю, она ведь шила у пани Ковалик. Сначала Петкевич даже танцевал с ней. А как пригласил меня, к ней больше не подошел.

– Такой фортель выкинул? – покачала головой хозяйка. – А еще что? Лучше от тебя все узнать, чем слухами пробавляться. Только не темни. Правда – что шило в мешке, всегда наружу вылезет.