Бегство от страсти - [62]

— Сегодня утром я позвонил в ваш банк. Там сказали, что вы им писали, и я приехал, как только смог освободиться.

— Мне очень жаль, что я доставила вам… столько беспокойства.

— Вы не ответили на мой вопрос. Почему вы бежали?

— Я не могу ответить.

Флер опустила глаза, не в силах встретиться с ним взглядом.

— Почему?

Этот допрос доставлял Флер такую неизъяснимую радость, что ей хотелось смеяться.

— Я не могу… объяснить.

Норман взял ее за плечи. Она вспомнила вечер в Прайори, когда он так же опустил руки ей на плечи, но сейчас ее реакция была совсем иной.

Она не чувствовала ни смущения, ни страха, только огромную, бесконечную радость, которую нельзя было выразить никакими словами.

— Почему? — повторил Норман.

Флер посмотрела ему в глаза. То, что она увидела в них, в нежном изгибе его твердого рта, заворожило ее.

— Это из-за мальчика? — спросил Норман, но она все еще не могла ничего ответить, и Норман продолжал: — Мне так и показалось, и когда вы уехали, я о многом задумался. Я вспомнил, как вы сказали, что Синтия утратила власть надо мной, способность причинить мне боль; я вспомнил также ваше утверждение, что она и Джерри неразрывно связаны с Прайори. Вы были правы! Я долго не мог это понять, но теперь понимаю. Вы довольны, Флер?

Флер пыталась что-то сказать, согласиться, но не могла вымолвить ни слова. Она так и стояла молча, вся дрожа.

Сквозь тонкий шифон платья она чувствовала твердость его рук и необыкновенно остро ощущала его близость — устремленный на нее взгляд темных глаз и губы, почти касавшиеся ее собственных.

— Мне нужно многое вам сказать, — продолжал он, — и я хочу многое от вас услышать, но прежде всего я скажу вот что. Я не приехал сюда раньше, потому что у меня было одно важное дело. Оно касалось вас.

— Касалось… меня! — повторила Флер.

— Самым непосредственным образом, и меня немного тревожит, как это отразится на нашем будущем, Флер, — вашем и моем.

При этих словах она шевельнулась, и, словно почувствовав, что она хочет освободиться, Норман отпустил ее. Все еще стоя очень близко, но не касаясь ее, он сказал:

— Я перевел Прайори со всем имуществом на имя Джерри Эшвина, сына Синтии, чтобы он получил его по достижении совершеннолетия. Пока не закончилась война, я буду жить там, а часть дома будет использоваться как санаторий для раненых летчиков. — У Флер вырвалось какое-то нечленораздельное восклицание. — Это вы, — продолжал Норман, — дали мне понять ясно и недвусмысленно, что Прайори на самом деле никогда и не был моим. Я мечтал обладать им, но это была всего лишь мечта бедного мальчика, осмелившегося подражать вышестоящим.

— Нет, нет, вы не должны так думать! — к Флер вернулся голос.

Быстрым мягким движением она коснулась его руки, словно желая оградить его от горечи этих мыслей.

— Тогда почему я всегда оказывался недостойным исполнения своих желаний?

— Нет, нет! — горячо возразила Флер. — Вы достойны всего самого лучшего. Но как вы не понимаете, что Прайори подавляет вас, принижает, калечит, наконец! Несмотря на все свое очарование, Прайори принадлежит прошлому. Для него нет будущего. Оно застыло в своем совершенстве, для него нет возможности роста, развития, расцвета.

Вся ваша жизнь была непрерывным движением вперед, постоянным служением обществу… но вам еще многое предстоит сделать, многого достичь.

Неужели вы не понимаете, Норман, что этот накопленный веками груз может лишь помешать вашему стремительному взлету?

Теперь вы свободны, независимы, вас ничто не связывает! И я рада… ужасно рада… не только за Джерри, но и за вас. О Норман, как я рада!

Он смотрел в ее разгоревшееся, оживленное лицо, в ее сверкающие глаза. Взяв ее за руку, сжимавшую его пальцы, он медленно произнес:

— А почему вас это так волнует? Какое вам дело до того, что случится со мной?

Этот вопрос заставил ее опомниться. Флер внезапно ощутила всю неловкость своего положения. Она попыталась высвободить руку, но он крепко держал ее.

Флер хотела бежать, но своей непоколебимой волей он вынуждал ее остаться.

Она сознавала, что ей следует ответить ему, но слова застревали у нее в горле.

— Скажи мне, Флер, — властно приказал Норман.

— Я… не могу…

— Почему?

— Потому что… я не уверена, что это то… что ты хочешь услышать.

— Не уверена в том, что я люблю тебя?

— Нет… то есть… да… поэтому я и уехала.

— Моя дорогая, любимая!

Это был возглас человека, увидевшего наконец исполнение своей мечты, уверовавшего, что перед ним раскрываются врата рая.

Он порывисто обнял ее. Флер чувствовала биение его сердца, силу его мужественных объятий; голова ее склонилась к нему на плечо, и губы их сомкнулись в поцелуе.

Внутри нее возникло какое-то удивительное чувство. Ей казалось, она тает, сливается с ним все теснее и теснее. Она задыхалась от этого дивного, блаженного ощущения.

Его поцелуи становились все более настойчивыми, пылкими, требовательными. Их пронзительная страстность поражала ее как удар молнии, вызывая еще никогда не испытанный ею восторг, доходящий почти до физической боли.

Это была любовь — любовь, давшая ей все, чего она жаждала и не находила в прошлом.

Она чувствовала, что Норман подарил ей не только счастье, которое она искала в Прайори, но и многое другое — божественную красоту небес, звезд, всей вселенной!