Бегство охотника - [15]
Свет, и воздух, и звук ударили его как кулак.
Тело его забилось живой рыбой на раскаленной сковородке; все до единого мускулы свело судорогой. Он выгнулся дугой так, что вся тяжесть приходилась теперь на затылок и пятки, а позвоночник выгнулся словно натянутый лук. Что-то, чего он не видел, шлепнуло его по животу, и он ощутил укол в поясницу. Его с силой вырвало — почти вывернуло наизнанку — густым сиропом янтарного цвета. Тело его продолжало содрогаться в спазмах, и он выдавливал из себя эту жижу; ее оказалось так много, словно она заполняла не только желудок, но и легкие.
Буду жить, сказал себе Рамон. Уж не хуже, чем потравиться здешним мускатом. Переживу как-нибудь…
Еще одна длинная игла впилась ему в шею. Холодный огонь разлился от укола по всему его телу; он ощутил, как по коже его стекает похожая на слюну жидкость, а в тело, напротив, словно кипяток вливается.
«Что вы со мной делаете? — пытался взвизгнуть Рамон. — Чем вы меня накачиваете?»
Внезапно беспощадно ожило сердце — и он, содрогнувшись еще раз всем телом, начал дышать.
Воздух резанул по легким как битое стекло, и сердце больно ударило по ребрам. Мир покраснел. Боль разом лишила его способности думать, но тут же начала стихать.
Накатила новая волна тошноты. Рамон выворачивался наизнанку, плача от боли и стыда, то и дело закашливаясь. Казалось, это продолжалось несколько часов, но затишья между приступами становились все дольше, да и силы потихоньку начинали возвращаться к его рукам и ногам. Сердце больше не колотилось пойманной птицей. Наконец он сумел сесть.
Он сидел нагишом на дне металлического резервуара не больше десяти футов в поперечнике. Вот тебе и бескрайний полуночный океан! Заглянуть поверх высоких стен он не мог, и яркие, ослепительно-яркие иссиня-белые огни не позволяли ему разглядеть потолка. Он сделал попытку встать, но ватные мышцы слушались плохо. Было до боли холодно. Дрожа, он съежился на металлическом полу, ощущая, как начинают лязгать от холода его зубы. Он попытался поднять хотя бы руку, но даже нервы передавали команды мозга как-то вяло, и рука, чуть дернувшись вверх, снова бессильно повисла. В нос били резкие, совершенно незнакомые ему запахи.
Что-то похожее на змею высунулось из-за края резервуара. Толщиной с сильную мужскую руку, эта штука имела серый — как у вареной говядины — цвет и строение дождевого червя — сегментами. По штуке пробегала едва заметная дрожь. На глазах у Рамона она помедлила, словно оценивала его, потом потянулась к нему. Из места, где у змеи полагалось бы находиться голове, выросли три длинных тонких усика. Не обращая внимания на вялую попытку Рамона отмахнуться, серая змея схватила его за плечо. Рамон продолжал сопротивляться, но сил у него явно не хватало, а хватка у этой змеи оказалась крепкая, ледяная, безжалостная как смерть. Еще одна змея вынырнула из-за края резервуара и обвилась вокруг его талии.
Змеи без видимого усилия оторвали его от дна резервуара. Рамон попытался вскрикнуть, но вырвавшийся у него звук походил скорее на кашель. Он взмыл высоко в воздух, над полом того, что больше всего напоминало высокую сводчатую пещеру, полную звуков, движения и причудливых фигур. В пещере происходило что-то, чему Рамон не мог подобрать определения. В нос бил едкий запах, напоминавший формальдегид.
Две змеи опустили его на платформу у стены пещеры. Поверхность ее оказалась твердой, но пористой, словно у огромного темного языка. Он повалился, стоило им отпустить его: ноги недостаточно окрепли, чтобы удерживать его вес. Он так и ждал, стоя на четвереньках, щурясь на яркие огни, задыхаясь, как загнанный зверь. Лишенная времени и пространства чернота, из которой его выдернули, вдруг показалась Рамону даже привлекательной.
Здесь, у самой стены, было чуть темнее. В тенях зловеще шевельнулись какие-то неясные фигуры. По мере их приближения свет обрисовывал их все четче, но Рамону все не удавалось разобрать их очертания. Его рассудок пытался оценивать их, отталкиваясь от человеческих понятий, и — к ужасу своему — не мог. Слишком они были большие, слишком неправильной формы, и глаза их сияли ярким оранжевым светом.
Из конца парившего над ним серого щупальца выскользнула игла и стремительно вонзилась в предплечье Рамона — слишком быстро, чтобы он успел пошевелиться или хотя бы возмутиться. Новая волна покалывающего жара прокатилась по его телу, и он вдруг почувствовал себя заметно сильнее. Что за дрянь они ему вкатили? Глюкозу? Витамины? Возможно, инъекция содержала еще и транквилизатор: в голове прояснилось, и он немного успокоился, страх поутих. Он приподнялся на колени, держась рукой за живот.
Тени остановились, не доходя до него несколько футов. Их было трое, они передвигались на двух ногах, и одна тень была заметно крупнее других. Теперь Рамон мог разглядеть их получше. Рассудок наконец согласился воспринять их при условии, если считать их уродами; теперь Рамон думал о них как о людях в причудливых костюмах и невольно выглядывал в их облике какую-нибудь деталь, которая выдала бы обман. Умом-то он понимал, что это не так. Никакие это не люди в костюмах — это вообще не люди. Это инопланетяне, притом не принадлежавшие ни к одной из известных ему рас. Рамон прилетел сюда с Земли на огромном корабле-галере серебряных эний, а в Акапулько ему довелось раз видеть мохнатых шестиногих г'жеев, экзотических созданий, казавшихся помесью гусеницы с кошкой. Туру он вообще наблюдал только на видео, но даже так от них мурашки по коже бегали. Эти типы не принадлежали ни к туру, ни к эниям, ни к сьянам — ни к кому из сообщества Великих Рас. Вряд ли они пришли из известных районов Вселенной. Во всяком случае, он о таких не слыхал. Сотни вопросов, подозрений и просьб роились у него в голове.
