Бегство мистера Мак-Кинли - [30]
Священник. Повелеваю тебе, вечный враг, верни мне немедля эту заблудшую душу!
Он, как в заклятии, простирает вперед свою властную руку. Девица медлит с ответом, усмехаясь в знак очевидного равенства.
Дьявол. О, как ты надоел мне, святой отец! Я же и без того уступил тебе очередь… Так чего ж ты чикаешься с ним целый вечер? — раздраженно произносит он сиплым мужским голосом и исчезает с небольшим, допустимым в двадцатом веке дымком.
Отсюда м-р Мак-Кинли уже без задержек направляется к месту заключительного действия, не размахивая руками на ходу вследствие спрятанного под мышкой постороннего режущего предмета. Он даже слегка наклоняется на виражах, его точно несет туда адская воля. Впрочем, временами наш нерешительный убийца останавливается, чтобы прислушаться к шагам ночного полисмена или перезвону башенных курантов. Должен быть налицо весь положенный для подобных происшествий старинный романтический ритуал.
Добродушный, под хмельком, верзила осведомляется у м-ра Мак-Кинли, какая это улица, и вдруг, наполовину отрезвев, шарахается назад от его блуждающего взора. Мало ли на что наткнешься ночью и спьяну в богатом и грешном современном городе!
Наконец-то знакомый дом со старухиным сокровищем. Минуя лифт, м-р Мак-Кинли поднимается на четвертый этаж с паузами не то предосторожности, не то одышки. Прежде чем открыть своим ключом дверь, он, к великой нашей неожиданности, надевает на лицо заправскую маску. В первую очередь надлежит удостовериться в отсутствии компаньонки! Правильно, старуха не лгала: мисс Брэйк в отъезде. Несколько дольше дозволенного м-р Мак-Кинли возится в потемках прихожей: видимо, высвобождает топор. Трещит какой-то шов, и слышно тихое, сквозь зубы, чертыханье. В каждом движении м-ра Мак-Кинли сквозит вопиющая неопытность: как-никак он осуществляет подобную операцию впервые!
По потолку, слабо освещенному мерцающим рекламным светом, крадется его кургузая тень, вооруженная топором, который до сих пор целиком так и не был еще показан. Короткое колебание: куда же теперь, направо или налево? М-р Мак-Кинли приоткрывает на пробу одну из дверей. Чутье не обмануло: оконные шторы наглухо закрыты, но спинка старухиной кровати впотьмах отчетливо мерцает позолотой.
Диктор (шепотом). Вот именно, в постели: и ей и тебе удобней! Лучше было бы без пальто, легче работать, но… все равно. Теперь смело вперед, дорогой Мак-Кинли, и, пожалуйста, не промахнись, а то крику с бабой не оберешься.
Однако еще до взмаха топором, то ли из опасения промазать в потемках, то ли от скверного предчувствия, м-р Мак-Кинли предварительно шарит рукой подушку. Неожиданный поворот: кровать пуста. Кошка спрыгивает прямо под ноги. Мак-Кинли едва успевает отпрянуть назад, и это становится причиной долгого, расслабляющего сердцебиения.
Диктор. Что я тебе говорил?.. Оказывается, она еще не возвращалась, твоя подружка. Вот и гадай, с кем, с кем же она, чертова баба, закатилась на всю ночь. Этак немудрено и рога раньше срока заработать!..
Крайне огорченный случившейся заминкой, м-р Мак-Кинли тем не менее совершает пробную, до возвращения хозяйки, разведку. Ни в туалетных ящиках, ни в странно беспорядочном ворохе бабьих тряпок, сваленных у стены, нигде не видать и следа мало-мальски пристойных ценностей. Верно, где-нибудь в полу, на потолке?.. Жаль, нет пока времени выстукивать стены.
В бывшем, по соседству, кабинете покойного супруга м-с Шамуэй также отсутствуют какие-либо дорогостоящие предметы. Опасно зажигать свет: м-с Шамуэй может заметить с улицы при возвращении. Все же м-р Мак-Кинли примечает внушающий надежду стенной шкаф до потолка. Раздернутые, на роликах дверцы с визгом уходят в положенные им щели. Там во все пространство знаменитая коллекция этих дурацких подков — наиболее редкие в коробках, на вате. Все пронумеровано, снабжено ярлыками с датами, именем владельца, обстоятельствами происхождения. Подвешенные на шнурках издают мелодичный перезвон. Шикая на них, м-р Мак-Кинли потерянно берет одну — «подкову Буцефала, коня Александра Македонского», потом другую…
Надпись на ярлыке. Левая передняя — с коня, на котором Магомет II по взятии Константинополя въехал в залитый кровью храм Софии. 1453.
Из богатой рамы в простенке за странным поведением м-ра Мак-Кинли наблюдает упитанный, с абстрактным, как коленка, лицом джентльмен в жокейском кепи с козырьком, — видимо, сам лошадник, малопочтенный м-р Шамуэй.
Диктор. Хорошо еще, что ты не повредил топором подушку… Это сразу насторожило бы твою красавицу. Но теперь она может вернуться каждую минуту. Марш пока в чуланчик, только тише!
Мистер Мак-Кинли возвращается в прихожую и мужественно пристраивается в душном стенном шкафу, на вместительном, в латунных обручах, кофре, с неразлучным теперь инструментом на коленях, под ворохом навешанной одежды. Ба, да он еще и фонариком запасся вдобавок; как добросовестно все предусмотрено у привыкшего к аккуратности клерка, — буквально все, кроме ничтожных мелочей!.. Постепенно теплое пальто и теснота помещения становятся источником изнурительных страданий м-ра Мак-Кинли. Весь в поту, вконец измученный, он выбирается наружу — избавиться от пальто и парой гимнастических приемов поразмяться кстати. Но, боже, как же проголодался он за один этот час ожидания, да и от прогулки по городу, как видно! По счастью, кухня рядом, так что он вполне успеет подкрепиться чем бог пошлет и затем добежать с топором до прихожей, едва заслышит звук ключа в замке. И тут вместе с носовым платком — вытереть досадную испарину со лба — на плиточный пол со звоном вылетает украденный ключ. Снова шикая и держась за словно обезумевшее сердце, м-р Мак-Кинли созерцает лежащую под ногами улику.
