Бегство мистера Мак-Кинли - [28]

Перекличка жильцов:

— Видали, как вырядился? Чистый индюк! Свататься пошел.

— Пришла очередь и за нашим праведником!

— Да, бедняжка, не иначе как прямиком направился в свой капканчик.

— Вот бы на приманку-то посмотреть… Святые обожают худеньких: худенькие — не так грешно!

— А пойдем полюбуемся, если время есть…

Мак-Кинли отправляется по теперь уже ему и нам известному адресу, но сперва, кажется, он нарочно кружит, делает петли по всем правилам конспирации, пока на глухой, безлюдной улице не удостоверяется наконец, что он предоставлен самому себе.

Тем временем наступил вечер, а в пустынном районе у м-с Шамуэй гораздо ранее, чем в других местах, наступает затишье. Пора было бы, пожалуй, и к делу приступать, но м-р Мак-Кинли медлит, потому что идет туда странным кружным путем сомнений и колебаний не приспособленного к такому акту человека.

Отрывочные, противоречивые и вперебой мелодии сопровождают его скитания, как и мысли. Боже, какой это громадный город, если брести наугад! В самом деле, судя по медлительным стрелкам всех встречных циферблатов — церковной колокольни, вокзала и вот здесь, прямо под рукавом, — время в нем практически до безумия бесконечно, если не тратить его особо крупными купюрами.

Иногда Мак-Кинли останавливается в самых неожиданных местах, даже среди шумного движения улицы, и тогда происходит беглый диалог с совестью, со здравым смыслом или с кем-то повыше, пока прикосновение полицейского либо осатанелый автомобильный гудок не возвратят его к действительности.

Диктор. А может быть, и впрямь не стоит, Мак-Кинли?.. Не поискать ли более подходящее взамен?

Мак-Кинли. А что… боишься — бог? Я и сам все время думаю о том же… Надо полагать, он разберется в моих обстоятельствах!

Диктор. Не в этом дело: на худой конец отвернется, будто не заметил, как он обычно поступает при всех очевидных непорядках на земле. Тут другое.

Мак-Кинли. Значит, тебе жаль старуху… или что?

Диктор. Да нет, как раз и старуха для твоей цели первый сорт, но… пока строговато на этот счет, а, как правило, такие грешки непременно раскрываются в конце концов, и можно вместо сальватория, черт его побери, попасть в тюремный крематорий.

Мак-Кинли. Ты, кажется, намекаешь, что следует отложить?.. Надолго?

Диктор. О, навсегда, дорогой Мак-Кинли! Лучше выпей себе большую рюмочку на сон грядущий, и пусть над тобою исполнится судьба большинства. Да и на кой черт они тебе в конце концов — вольному гражданину свободной страны малютки, хлопоты, тревоги… (совсем вкрадчиво) да и самая эта хлопотливая жизнь зачем?

Надоумясь, м-р Мак-Кинли заходит в шумный бар и, сквозь толпу протолкавшись к стойке, продолжая ту же мысленную беседу, жестом заказывает себе нечто среднего размера в подкрепление духа.

Диктор. И вообще насчет крови… Ее и с рук-то до конца не смоешь, а уж если счастье ею пропитается…

Мак-Кинли (вслух). Я и сам про нее все думаю… кровь. Но покажи мне туда другую дверь!.. И почему медленно можно, а сразу — нет?

Он бросает бармену монету и уходит, забывая про оплаченное питье. Двое рабочего вида, соседи по стойке, молча переглядываются после последней реплики незнакомца.

— Слыхал?.. Видно, не в себе. Чего-нибудь натворит в эту ночь.

— Придется приглядеть за ним. Как у тебя со временем?

— Пошли…

Двое отправляются по пустой улице за Мак-Кинли, каждое, чем-то алогичное движение которого подтверждает их подозрения. Слежка проходит удачно, пока внезапно, из-за угла, не появляется до ослепительности красивая, необычная в каждой подробности своей ночная девица. Она проходит мимо почти впритирку, опаляя взором, такая искусительная, что добровольные сыщики околдованно провожают ее глазами до ближайшего перекрестка, — когда же вспомнили про Мак-Кинли, того и след простыл.

Снова один в поисках решимости м-р Мак-Кинли бредет по городу — поразительные картинки ночи попадаются ему по дороге. Вот насквозь промокшая в непогоде, оплывшая от дряхлости старуха газетчица неопрятно, руками и с расстеленной на коленях бумажки ужинает на своей скамеечке, под сенью кричащих, с голыми девками, журнальных обложек. Вот проехала тюремная автокарета с качающейся головой узника или жандарма в решетчатом окне. Вот у витринки ночного варьете подросток с руками по локоть в карманах разглядывает выставку образцово совратительных красоток. И снова мимо Мак-Кинли дважды и, как ни странно, в одну и ту же сторону, проходит давешняя, зловеще развеселая, в фантастическом наряде, ночная девица.

А то еще м-р Мак-Кинли, опершись о перила набережной, наблюдает цветные огни плывущей по реке самоходной баржи. Вот, свесясь за ограду виадука, он бессознательно считает цистерны проходящего под ним длинного товарного состава.

— Каждый имеет право на счастье в своей неповторимой жизни… — куда-то в последний клуб пара роняет Мак-Кинли.

Диктор. Но ты собираешься добывать его самовольно… в свободном обществе, где и без того все направлено к этой цели… правда, с соблюдением разумной очередности. Не бойся, твое страдание не пропадает: не оплаченное на этом свете заносится на наш текущий счет там.

Мак-Кинли. Значит, добро состоит в примирении со злодейством?